Дверь в Лето

– Тебе я расскажу. Но не забывай, что значит допуск «альфа», парень. Да, я расскажу тебе, поскольку тем самым никому не причиню вреда. Но хочу предупредить: вряд ли этим можно воспользоваться для решения твоей проблемы. Да, правильно, это путешествие во времени, но оно неприменимо на практике. И ты не сможешь им воспользоваться.

– Но почему?

– Не торопи меня, ладно? Ведь никто так до конца и не разобрался, что к чему; даже если кто-нибудь и доберется до сути – все равно это теоретически невозможно. Это не представляет никакой научной ценности, даже для исследователей; просто побочный продукт при разработке «нульграва» – потому-то оно и засекречено.

– Какого черта, «нульграв» ведь рассекретили!

– И что с того? Если б путешествию во времени нашли коммерческое применение, покров секретности сняли бы. Не перебивай.

Увы, я не внял его просьбе. Но лучше я передам его рассказ без моих замечаний.

Когда Чак учился на последнем курсе Колорадского университета – в Боулдере, – он подрабатывал лаборантом. Сначала он работал в лаборатории низких температур. Но университет заключил с Министерством обороны выгодный контракт на разработку Эдинбургской теории поля, выстроил новую физическую лабораторию в горах, далеко от города, и Чака перевели туда. Завлабом был профессор Твишел, доктор Хьюберт Твишел – тот самый, что недавно упустил Нобелевскую премию и по этому поводу сильно злобствовал.

– Твишел решил попробовать поляризовать гравитационное поле, – рассказывал Чак. – Ничего не произошло. Тогда он ввел все данные по опыту в ЭВМ. Компьютер выдал в ответ такое, что у Твишела глаза на лоб полезли. Мне, конечно, он ничего не сказал. Тогда он положил в испытательную камеру два серебряных доллара – они в то время были еще в ходу, – предварительно велев мне пометить их. Затем он нажал соленоидную кнопку – и они исчезли.

Сейчас таким фокусом никого не удивишь, – продолжал Чак. – Чтобы исполнить его как следует, ему бы следовало еще и достать эти доллары из ушей у парнишки, добровольно полезшего на сцену из зала, где давалось представление. Но его, похоже, вполне удовлетворила и первая часть фокуса, да и меня тоже, – платили-то мне повременно.

Спустя неделю одно из колесиков появилось вновь. Но только одно. А несколькими днями раньше, когда шеф уже ушел, а я прибирался в лаборатории, в испытательной камере появилась морская свинка. Раньше я ее не видел, да у нас в лаборатории их и не было, так что я занес ее в биолабораторию по дороге домой. Они пересчитали свое хозяйство, но у них нехватки не обнаружилось, хотя морские свинки плодятся чуть не каждую минуту, поди подсчитай точно. Я прихватил ее с собой, и она стала жить в моей комнате.

После того как единственный серебряный доллар вернулся, Твишел принялся так вкалывать, что забывал бриться. В следующий раз он поместил в испытательную камеру двух свинок из биолаборатории. Одна из них показалась мне ужасно знакомой, но я не успел ее рассмотреть как следует, – он нажал кнопку тревоги, и они обе исчезли.

Когда дней через десять одна из них – та, что была мне знакома, – вернулась, Твишел понял, что добился нужного результата. Затем появился университетский военпред от Министерства обороны – начальственного вида полковник, он был когда-то профессором… ботаники. Очень воинственный тип… Твишел его презирал. Дополнительно к присяге, взятой с каждого из нас раньше, при получении допуска, полковник заставил нас обоих поклясться самой страшной клятвой хранить тайну. Он, похоже, возомнил, будто имеет дело с величайшим открытием в области военной стратегии со времен Цезаря. Замысел этого стратега сводился вот к чему: можно было бы изменить ход проигранных сражений или спасти положение еще не проигранных, направляя с помощью установки Твишела дивизии на подмогу; противник же так никогда и не разобрался бы, что произошло. Он, конечно, был с большим приветом… и так и не получил вожделенной звезды на погоны. А все, что касалось работы лаборатории, с тех пор отмечено грифом «Сверхсекретно». Насколько я знаю, материалы эти до сих пор не рассекречены.

– Отчего же, мне кажется, что такое открытие могло бы найти применение и в военном деле, – заспорил я, – если только найти инженерное решение проблемы переброски во времени дивизии солдат. Нет, погоди. Ага, понял, в чем дело, у вас же всегда были пары. Тогда потребовалось бы две дивизии? Одну надо направить во времени вперед, другую – назад. То есть одной дивизии придется лишиться полностью… Думаю, правильнее было бы своевременно направлять дивизию туда, где она требуется.