Дверь в Лето

Подробностей Фрейденберг не знал. Кажется, нынешняя фирма раньше была просто компанией по производству изделий по патентам (моим патентам!), взятым напрокат у «Горничной инкорпорейтед». Около двадцати лет назад из-за высоких налогов началось слияние многих компаний; «Горничная» объединилась с фирмой-производителем, акции стали совместными, и новая фирма приняла название, которое я дал когда-то основанной мною компании. Чак считал, что Макби был принят на работу именно в то время.

– У него, верно, имеется пакет акций, – добавил он.

Мы с Чаком частенько сиживали вечерами за кружкой пива и обсуждали инженерные проблемы, дела фирмы и все остальное. Особый интерес у него вызвало то, что я пробыл тридцать лет в холодном сне. Я заметил, что «сонники» у многих вызывали нездоровый интерес, словно мы были какими-то выродками. Поэтому в разговоре с незнакомыми людьми я избегал упоминать об этом. Чака же привлекал сам факт прыжка во времени, и он очень хотел услышать, как выглядел мир до его рождения из уст человека, для которого далекое прошлое было в полном смысле «вчера».

В свою очередь он охотно критиковал зревшие у меня один за другим замыслы новых машин. На поверку оказывалось, что они безнадежно устарели… в 2001 году от Рождества Христова. При его дружеском участии я быстро наверстывал упущенное и становился современным инженером.

Как-то теплым апрельским вечером я начал обрисовывать ему в общих чертах свою новую идею – автоматического секретаря. Он прервал меня и спросил озабоченно:

– Дэн, ты занимался разработкой на службе?

– Вообще-то, нет. А что?

– Что говорится в твоем контракте?

– Контракте? Да у меня нет никакого контракта. Куртис внес мое имя в платежную ведомость. Галлоуэй напустил на меня фотографа да еще какого-то писаку. Тот долго ходил за мной и изводил идиотскими вопросами. Вот и все.

– Мм… На твоем месте, приятель, я бы ничего не предпринимал, пока не выяснил, на каком ты свете. Ты придумал и в самом деле что-то новое. И ты в состоянии запустить эту штуку в производство?

– Над этим я еще не задумывался.

– Отложи работу на время. Ты ведь знаешь положение в фирме. Она процветает и выпускает хороший товар. Но все новинки последних пяти лет фирма производит по закупленным лицензиям. Я не могу пробить ни одной новой идеи – на пути у меня стоит Мак. Но ты можешь обойти Мака и пойти прямо к боссу. Так что не спеши, потому как, кроме своей ежемесячной зарплаты, ты больше ничего не получишь.

Я последовал его совету. Продолжал работать над проектом, но все чертежи сжигал. Мне они были ни к чему – я помнил их наизусть. Виноватым перед фирмой я себя не чувствовал: меня наняли не как инженера, а как рекламный манекен для Галлоуэя. Когда из меня, как из рекламы, выжмут все, что можно, мне сунут в зубы месячную зарплату, выразят искреннюю благодарность и выставят за дверь.

Но к тому времени я должен снова стать настоящим инженером, способным открыть собственное дело. Если Чак согласится рискнуть, я возьму и его.

Джек Галлоуэй не стал размениваться на газеты – он начал проталкивать историю обо мне в толстые общенациональные журналы. Он хотел, чтобы «Лайф» дал целый разворот и увязал публикацию с материалами тридцатилетней давности о первой модели «горничной». «Лайф» наживку не заглотнул, но Галлоуэй закинул удочку в других местах, и кое-где клюнуло. Правда, там статью увязали с рекламой электронных изделий.

Я начал подумывать, не отпустить ли мне бороду. Потом решил, что меня все равно никто не узнает, а если и узнают – мне-то что до того?

На мое имя стало поступать множество идиотских писем. В одном из них мне обещали, что я буду поджариваться на вечном огне в аду за нарушение предначертания Божьего. Письмо я выкинул, а про себя подумал: если бы Бог захотел воспротивиться тому, что со мной произошло, он не допустил бы самой возможности погружаться в холодный сон. И я бы не пострадал.

Во вторник, третьего мая 2001 года, мне позвонили.

– На проводе миссис Шульц, сэр. Соединить?

– Шульц?

О черт, я же обещал мистеру Монетту, когда разговаривал с ним последний раз, что разберусь с ней. Но все откладывал, потому что особого желания говорить вообще с кем-нибудь у меня не было. Я почти не сомневался, что она одна из тех сумасбродок, которые пристают к «сонникам» с дурацкими расспросами.

Мистер Монетт говорил, что с тех пор, как я выписался, она звонила уже несколько раз. В соответствии с правилами храма ей не давали адреса, но соглашались сообщить мне о ее звонках. Что ж, придется поговорить с ней: я в долгу перед Монеттом.

– Соедините меня с ней.

– Это Дэнни Дэвис? – Экрана у моего служебного телефона не было, поэтому видеть меня она не могла.

– Слушаю вас. Ваша фамилия – Шульц?

– Ох, Дэнни, милый, как приятно вновь услышать твой голос! – Я медлил с ответом, и она продолжала: – Разве ты не узнаешь меня?

Конечно, я узнал ее. Это была Белл Джентри.

7

Я назначил ей свидание.