Дверь в лето

Я попытался зацепиться ногой за бронзовую стойку табурета, но в этом баре не было бронзовых стоек табурета, таких забавных, и я, плоский, очутился на спине, еще более забавной, и так лежал, пока меня обслуживала сиделка, натасканная на уход за безногими. У меня не было ног, иначе почему же я не зацепился за бронзовую стойку табурета? И рук тоже, обеих.

— Смотри-ка, Мэв, у него нет рук!

Пит сидел у меня на груди и вопил.

Я снова был в армии, на учениях… в условиях, максимально приближенных к боевым, в одном из тех лагерей, где вам суют лед за пазуху, чтобы разбудить и знают кучу других идиотических шуток. Я поднимался на чертову гору, самую большую во всем Колорадо, и повсюду был лед и у меня не было ног. Тем не менее я тащил бромный тюк, самый большой из всех — они прикидывали нельзя ли заменить мулов солдатами и на мне ставили опыт. Я не смог бы сделать ни шагу, если бы сзади меня не подталкивала Рикки.

Старший сержант с лицом, совсем как у Белл, в ярости обернулся ко мне:

— Эй, ты, вперед! Я не могу опаздывать по твоей милости. Мне наплевать, сделаешь ты это или нет… но пока делаешь — не смей спать.

Мои не-ноги больше не держали меня и я упал в обжигающий холодом снег и заснул, а маленькая Рикки причитала, умоляя меня не спать. Но я уже заснул.

Я проснулся в постели Белл. Она трясла меня, приговаривая:

— Просыпайся, Дэн! Я не могу ждать тебя тридцать лет; всякая девушка должна думать о своем будущем.

Я попытался встать, чтобы отдать ей чемоданчик с золотом, который стоял под кроватью, но она ушла… а потом Горничная с ее лицом схватила чемоданчик, положила себе на панцирь и заметалась по комнате. Я попытался догнать ее, но у меня не было ног, и как оказалось, не было тела вообще.

— У меня нет тела и никто обо мне не заботится…

Мир состоит из старших сержантов и работы… и какая разница, где работать и как? Я позволил им снова взнуздать меня и опять полез вверх по ледяной горе. Это было все, что мне оставалось — взбираться к цветущей вершине, где, мне, наконец, дадут вожделенный отдых и позволят заснуть. Но я никогда не доберусь туда… не было ни рук, ни ног, ничего.

Лед, покрывающий склоны горы, загорелся. Снег не таял, но я чувствовал, держась из последних сил, как на меня волнами накатывается жара. Старший сержант говорил, наклоняясь надо мною:

— Просыпайся… просыпайся… просыпайся.

От его бормотания я не проснулся — только сильнее захотел спать. Все, что было после, я помню довольно смутно: кажется, я лежал на столе и он вибрировал подо мною, а вокруг были очки, какие-то штуки, здорово напоминающие питонов и куча народу. А потом уже на больничной койке я проснулся. Чувствовал себя я вполне хорошо, если не считать кое-какой расслабленности, словно после хорошей парной и массажа. У меня снова были руки и ноги. Никто со мною не заговаривал, а когда я сам пытался задать сиделке пару вопросов, она что-то совала мне в рот. А потом меня снова начали массировать.

Наконец, в одно прекрасное утро, я проснулся настолько, что смог встать, совсем так же, как обычно вставал, проснувшись. Накатило легкое головокружение и ничего более. Я знал, кто я такой знал, как попал сюда, знал, что вся предыдущая бодяга мне при снилась.

Я знал, кто меня сюда запсотил. Наркотизировав меня, Белл приказала мне забыть все ее свинство, но либо за тридцать лет анабиоза гипноз потерял силу, либо ее приказ просто не дошел до меня Я немного путался в деталях, но основное помнил хорошо — они как говорят моряки, опоили меня и намылили в плавание.

Я особо не злился на них. Все это случилось только “вчера”, всего лишь один сон назад — но этот сон длился тридцать лет. Я не могу точно описать это ощущение, оно слишком субъективно. Короче говоря, память моя воспринимала это, как “вчера”, а вот чувства — словно все случилось давным-давно. Видели вы когда-нибудь, как телевизионщики одновременно показывают и туманный силуэт питчера,[19] и общий вид стадиона? Вот и со мною было что-то в этом роде… сознательные воспоминания были в полной ясности, а вот эмоциональные реакции были еще не адекватны.

Я рад бы был пустить и Белл, и Майлза на кошачьи консервы, но поспешать с этим не хотелось. Это еще успеется, а сейчас мне. не терпелось заглянуть в 2000 год.

Кстати, говоря о кошачьих консервах, а где Пит? Он должен бы быть где-то рядом…если, конечно, старый бродяга пережил анабиоз

И тогда — только тогда я вспомнил, что нас с Питом разлучили

Я раздразнил Белл и Майлза и они приняли ко мне экстренные меры. Ведь они пытались убить моего кота, разве нет?

Похоже, они учинили кое-что похуже, чем простое убийство; они обрекли его на одичание… на расточение дней своих в блужданиях по задним дворам и стычках — жизнь его окончилась под знаком голода и презрения ко всем двуногим тварям.

Они позволили ему умирать, — конечно, он не мог прожить так долго — и умирать в уверенности, что я бросил его.

Они заплатят и за это… если они еще живы. О, как я хотел застать их в живых — невыразимо!