— Все они завистливые, ревнивые, злобные подонки. — Голос остался прежним, мягким, сладким, невероятно женственным, словно ей запретили марать свою женственность резкостью тона или каким-либо иным проявлением злости.
— Его вышибли из ЛАКУ.
Она промолчала.
— Из-за того, что он сделал с вами.
Реджина продолжала молчать, избегая встретиться с Дэном взглядом, но опять заерзала на диване. Халат открылся, обнажив идеальной формы бедро. Синяк, размером с монету в полдоллара, темнел на кремовой коже. Два синяка поменьше виднелись у колена.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне о Вилли.
— Не буду.
— Боюсь, вы должны.
Она покачала головой.
— Что он делал с Диланом Маккэффри в Студио-Сити?
— Против Вилли я не скажу ни слова. И мне все равно, что вы со мной сделаете. Посадите меня в тюрьму, если хотите. Мне наплевать. — Она говорила спокойно, но чувствовалось, что решение окончательное и обжалованию не подлежит. — Слишком много сказано о Вилли плохого людьми, которые недостойны лизать ему ботинки.
— Реджина, посмотрите на меня, — попросил Дэн. Реджина поднесла руку ко рту, принялась мягко жевать большой палец.
— Реджина? Посмотрите на меня, Реджина.
Нервно продолжая то ли жевать, то ли сосать большой палец, она подняла голову, но не встретилась с ним взглядом. Смотрела поверх его плеча, ему за спину.
— Реджина, он же вас бил.
Молчание.
— Это из-за него вы попали в больницу.
— Я его любила, — проговорила она, не вынимая палец изо рта.
— Он опробовал на вас изощренную технику «промывки мозгов», Реджина. Каким-то образом забрался в ваш разум и изменил вас, извратил вашу психику, и все это не характеризует его как милого и удивительного человека.
Слезы потекли у нее по щекам, лицо перекосило от горя.
— Я так любила его.
Когда Реджина поднесла руку ко рту, рукав соскользнул вниз. Дэн увидел маленький синяк у сгиба локтя, а на запястье вроде бы следы от веревок.
Она сказала ему, что не видела Вилли Хоффрица год, но кто-то играл с ней в ту же садомазохистскую игру, причем совсем недавно.
Дэн скользнул взглядом по фотографиям мертвого психолога, стоящим на кофейном столике. Воздух внезапно стал густым, маслянистым, грязным. И именно желание глотнуть свежего воздуха едва не заставило его подняться и броситься к двери. Но он остался на месте.
— Как вы могли любить человека, который причинял вам боль?
— Он освободил меня.
— Нет, поработил вас.
— Он освободил меня, позволил стать такой…
— Какой?
— Какой я хотела быть.
— И какой вы хотели быть?
— Какая я сейчас.
— И какая вы?
— Готовая сделать все, чего от меня хотят.
Слезы более не текли.
Улыбка изогнула кончики рта, когда она обдумывала свою последнюю фразу.
— Готовая сделать все, чего от меня хотят, — повторила она, и по ее телу пробежала дрожь, словно сама мысль о том, что она — рабыня, доставляла ей сладострастное удовольствие.
С нарастающими раздражением и злостью Дэн спросил:
— Вы говорите мне, что родились только для того, чтобы выполнять все желания Хоффрица, родились только для того, чтобы стать такой, какой он вас сделал?
— Я готова делать все, чего от меня хотят, — повторила Реджина, теперь уже глядя Дэну в глаза.
Он бы предпочел, чтобы она смотрела ему за спину, потому что увидел, или вообразил, что увидел, муку, презрение к себе и отчаяние такой глубины, что у него защемило сердце. Ему открылась душа в лохмотьях. Потрепанная, затасканная, вымазанная в грязи душа. В этом зрелом, исключительно чувственном теле, под маской покорной женщины-ребенка скрывалась другая Реджина, лучшая Реджина, пойманная в ловушку, похороненная заживо, обложенная психологическими блоками, выставленными Хоффрицем, но неспособная выскользнуть из-за них, даже не представляющая себе, что у нее есть возможность выскользнуть. В эти короткие мгновения возникшего между ними контакта Дэн увидел настоящую женщину, женщину, которая существовала до того, как появился Хоффриц и превратил ее в куклу, послушную марионетку, готовую терпеть любые унижения и истязания, видящую в этом радость жизни. И эта женщина хотела, чтобы к ней поднесли спичку, которая воспламенила бы ее и сожгла.
В ужасе он не мог отвести глаза.
Так что первой посмотрела в пол она.
Он испытал безмерное облегчение. И тошноту. Губы пересохли. Язык прилип к нёбу.
— Вы знаете, какими исследованиями занимался Вилли после того, как его вышибли из ЛАКУ?
— Нет.
— Над каким проектом он работал вместе с Диланом Маккэффри?
— Не знаю.
— Вы видели серую комнату в доме в Студио-Сити?
— Нет.
— Вы знаете человека, которого зовут Эрнст Эндрю Купер?
— Нет.
— Вы знаете Джозефа Скальдоне?
— Я бы хотела, чтобы вы ушли.
— Неда Ринка?
— Нет. Никого не знаю.
— Что эти люди делали с Мелани Маккэффри? Что они от нее хотели?
— Не знаю.
— Кто финансировал их исследования?
— Не знаю.
В том, что она лжет, Дэн не сомневался.
Помимо Уверенности в собственных силах, самоуважения и независимости, она также лишилась способности хитрить и изворачиваться.