— Но как такое может быть? Они же знали, что участвуют в экспериментах по изменению поведения. И когда начали вести себя, как не вели никогда раньше…
Она подняла руку, останавливая его:
— Вилли Хоффриц, возможно, давал им постгипнозные директивы, запрещающие каждой девушке рассматривать возможность того, что он несет ответственность за изменения в их поведении.
Мысль о том, что мозгом так легко манипулировать, не на шутку напугала Дэна.
Мелани протиснулась мимо Эрла, в два шага оказалась на середине спальни, остановилась. Покачнулась, чуть не упала. Вновь начала колошматить себя, словно чувствуя, что заслуживает наказания, или стремясь изгнать какую-то черную душу из своей, предавшей ее плоти.
Подойдя ближе, Лаура, выбрав момент, обняла дочь, притянула к себе, стараясь прижать руки к бокам.
Но, даже лишившись возможности бить себя руками, Мелани не успокоилась. Принялась пинаться и кричать.
Эрл Бентон надвинулся на девочку сзади, зажав ее между собой и Лаурой, чтобы она не могла пошевелиться. Ей оставалось только кричать, плакать и пытаться вырваться. В таком положении все трое оставались минуту-другую. Лаура продолжала уговаривать девочку успокоиться, и Мелани в конце концов перестала сопротивляться. Мешком обвисла между ними.
— Она угомонилась? — спросил Эрл.
— Думаю, да, — ответила Лаура.
— Бедная малышка.
Мелани выглядела так, будто совершенно вымоталась.
Эрл отступил на шаг.
Став покорной, Мелани позволила Лауре довести ее до кровати.
Села на краешек.
Из глаз продолжали катиться слезы.
— Крошка, ты в порядке? — спросила Лаура.
— Она открылась, — ответила девочка, ее глаза снова остекленели. — Она снова открылась, открылась полностью. — И в отвращении содрогнулась.
— А пятая девушка? — спросил Дэн. — Та, которая после его побоев попала в больницу. Как ее звали?
Коренастая психологиня отошла от окна, за которым сумерки стремительно сменялись ночью, вернулась к своему столу, плюхнулась на стул, словно эти неприятные воспоминания отняли у нее больше сил, чем долгий рабочий день.
— Не уверена, что могу вам сказать.
— Я считаю, что должны.
— Вторжение в личную жизнь и все такое.
— Полицейское расследование и все такое.
— Конфиденциальность отношений врач—пациент и все такое, — упорствовала Мардж.
— Да? Девушка была вашим пациентом?
— Я несколько раз приходила к ней в больницу.
— Слабенький аргумент, Мардж. Слова, конечно, правильные, но аргумент слабенький. Я приходил к моему отцу каждый день, когда он лежал в больнице после коронарного шунтирования, но не уверен, что такие визиты дают мне право называть себя его врачом.
Мардж вздохнула:
— Просто бедняжка так настрадалась, и теперь, по прошествии четырех лет, снова втягивать ее…
— Я никуда не собираюсь ее втягивать и ворошить прошлое перед ее новым мужем и детьми, — заверил ее Дэн. — Я, возможно, выгляжу большим, тупым и грубым, но на самом деле я — тонко чувствующая натура и умею не привлекать лишнего внимания.
— Вы не выглядите тупым или грубым.
— Благодарю.
— И вы выглядите опасным.
— Я сознательно поддерживаю этот образ. Помогает в моей работе, знаете ли.
Какое-то время она еще мялась, потом пожала плечами.
— Ее зовут Реджина Саванна.
— Вы шутите.
— Стала бы Ирматруда Гелькеншеттль шутить с именами других людей?
— Извините, — он записал «Реджина Саванна» в маленький блокнот. — Вы знаете, где она живет?
— Когда это все случилось, Реджине оставалось два года до диплома. Она жила в большой квартире вне кампуса в Уэствуде с тремя другими студентками.
— Что произошло после того, как девушка выписалась из больницы? Она ушла из университета?
— Нет. Закончила учебу, защитила диплом, хотя в университете хватало людей, которые хотели, чтобы она перевелась в другое учебное заведение. Они чувствовали, что ее присутствие позорит ЛАКУ.
Дэн удивился:
— Позорит? Я-то думал, все обрадовались тому, что она поправилась, физически и психически, и может учиться дальше.
— Дело в том, что она продолжала встречаться с Хоффрицем.
— Что?
— Потрясающе, не так ли?
— Она продолжала встречаться с ним, после того как его стараниями попала в больницу?
— Совершенно верно. Более того, Реджина написала мне письмо, как заведующей кафедрой, в котором защищала Хоффрица.
— Святой боже!
— Она отправила точно такие же письма президенту университета и многим членам комиссии по этике. Сделала все, что было в ее силах, чтобы Хоффрица не выгнали с работы.
Дэну вновь стало не по себе. Он полагал, что пронять его не так-то просто, но от всей этой истории с Хоффрицем у него похолодело внутри. Если Хоффриц мог до такой степени подчинить себе Реджину, не хотелось даже думать о том, чего добились он и Дилан Маккэффри, объединив свои демонические таланты. И ради какой цели они превратили Мелани практически в растение?
Дэн более не мог усидеть на месте. Поднялся. Но кабинет был маленький, а он — мужчина крупный, так что покружить по кабинету не было никакой возможности. Вот он и остался стоять, сунув руки в карманы.
— Вы можете сказать, что после того, как Хоффриц побил Реджину, она смогла вырваться из-под его влияния?
Мардж покачала головой: