Дверь в декабрь

Принтер отпечатал пятнадцатую и последнюю страницу задолго до того, как Дэн успел просмотреть первые четырнадцать. Он собрал их, скрепил степлером, сложил пополам и убрал в карман. В списке покупателей значились почти триста фамилий, и он хотел просмотреть их позже, дома, в одиночестве, за бутылкой пива, когда его бы ничто не отвлекало.

Он заметил пустую коробку из-под бумаги и сложил в нее записные книжки Дилана Маккэффри и Скальдоне. А также несколько других предметов. Вынес коробку из подсобки-кабинета, пересек магазин, где сотрудники службы коронера упаковывали в мешок изуродованное донельзя тело Скальдоне, и вышел на улицу.

Толпа зевак уменьшилась, возможно, потому, что ночь выдалась холодной. Несколько репортеров все еще болтались около оккультного магазина, ссутулившись, сунув руки в карманы, дрожа от холода. Ледяной ветер дул вдоль бульвара Вентуры, высасывая из города и его обитателей остатки тепла. Тяжелый, влажный воздух придавливал к земле. Чувствовалось, что ночью снова пойдет дождь.

Нолан Суейз, самый молодой из полицейских, охранявших магазин «Пентаграмма», взял коробку, когда Дэн протянул ее ему.

— Нолан, я хочу, чтобы ты отвез все это в участок Ист-Вэлью и отдал в канцелярию. Среди прочего здесь две записные книжки. Я хочу, чтобы содержимое обеих переписали и завтра утром каждый из детективов специальной группы, которая занимается этим расследованием, получил свой экземпляр.

— Будет сделано, — ответил Суейз.

— Здесь еще дискета. Я хочу, чтобы все файлы распечатали и также раздали детективам. Это ежедневник.

— Копии всем?

— Ты быстро учишься.

Суейз кивнул:

— Со временем я собираюсь стать начальником полиции.

— Попутного тебе ветра.

— Хочу, чтобы мама мной гордилась.

— Если такова твоя цель, возможно, лучше остаться патрульным. Здесь еще пачка накладных…

— Вы хотите, чтобы всю информацию перенесли на более удобный для работы формат?

— Точно, — кивнул Дэн.

— И копии для всех.

— Может, ты станешь даже мэром.

— У меня уже есть слоган моей предвыборной кампании: «Давайте изменим наш город к лучшему».

— Почему нет? В последние тридцать лет точно такой же слоган срабатывал для каждого кандидата.

— Это…

— Чековая книжка.

— Вы хотите, чтобы всю информацию с корешков переписали и копии раздали всем детективам? Может, я смогу стать даже губернатором.

— Нет, тебе не понравится эта работа.

— Почему нет?

— Придется жить в Сакраменто[18].

— А ведь вы правы. Я предпочитаю цивилизацию.

* * *

С обедом они припозднились, потому что пришлось прибираться на кухне. Воду для спагетти вылили: в ней плавали кусочки радиоприемника. Лаура вымыла кастрюлю, вновь наполнила водой, поставила на плиту.

К тому времени, когда они сели за стол, есть ей уже совершенно расхотелось. Она думала о радиоприемнике, в который вселился странный, демонический дух, и эти воспоминания напрочь отшибали аппетит. Воздух наполняли ароматы чеснока, томатного соуса, «пармезана». Но сквозь них пробивались запахи сгоревшего пластика и горячего металла, которые словно доказывали присутствие злого духа, какое-то время обитавшего в радиоприемнике.

Эрл Бентон съел больше, чем она, но ненамного. И говорил мало. Смотрел в основном на свою тарелку, сосредоточенно жевал, лишь изредка переводил взгляд на тот столик, где стоял радиоприемник. Присущая ему уверенность в себе уже не проглядывала. В глазах застыло отсутствующее выражение.

Мелани тоже смотрела куда-то далеко-далеко, но съела больше, чем Лаура и Бентон. Иногда жевала медленно и рассеянно, но, случалось, вдруг начинала набивать рот и торопливо, не разжевывая, все проглатывала, будто испытывала волчий голод.

Когда Лаура кормила дочь, то и дело вытирая соус с подбородка ребенка, она не могла не подумать о собственном детстве. Ее мать, Беатрис, была религиозной фанатичкой, которая не разрешала дочери петь, танцевать и читать книги, за исключением Библии и некоторых религиозных трактатов. Она вела жизнь отшельницы и приложила немало усилий для того, чтобы Лаура оставалась застенчивой, шарахающейся от всех, боящейся окружающего мира девушкой. И Беатрис, несомненно, только порадовалась бы, если бы Лаура стала такой, как нынешняя Мелани. Она бы истолковала кататонию как отвержение греховного мира плоти, как тесную связь с богом. Беатрис не просто не сумела бы помочь Лауре вернуться в реальный мир. Она бы не захотела это делать.

«Но я могу тебе помочь, сладенькая, — думала Лаура, вытирая очередной красный потек с подбородка дочери. — Я могу и хочу помочь тебе найти обратный путь в наш мир, Мелани. Только протяни мне руку, только позволь помочь».

Голова Мелани упала. Она закрыла глаза.

Лаура намотала на вилку очередную порцию спагетти, поднесла к губам девочки, но ребенок не отреагировал, возможно, даже заснул.

— Давай, Мелани, открывай ротик. Тебе нужно немножко поправиться, сладенькая.

Что-то громко щелкнуло.

Эрл Бентон оторвал глаза от тарелки.

— Что это?

Но, прежде чем Лаура успела ответить, дверь во внутренний дворик с силой распахнулась. Цепочку с хрустом вырвало из дверного косяка.