– Никто другой, кроме вас, мистер Лидс, не мог этого сделать. Ночью в лесу превосходно выдрессированный пес ни за что не отошел бы далеко от хозяйки. Кому-нибудь другому, возможно, удалось бы сперва убить собаку, а потом миссис Рэкхем, но все случилось иначе, о чем свидетельствует нож, оставшийся в теле пса. Любой, кто, сумев приблизиться, убил бы сперва хозяйку, а потом, вынужденный обороняться от страшных клыков добермана, исхитрился бы вонзить в него нож, не избежал бы хотя бы одной царапины или укуса. Это просто невероятно. Вы знаете этих животных. Вы знаете, что такое немыслимо, и я знаю.
Так что, мистер Лидс, никому, кроме вас, не удалось бы этого сделать. После того как мистер Гудвин пошел к вам домой, а вы задержались у псарни, вы возвратились в лес и присоединились к своей кузине, которая гуляла там. Сомневаюсь, что собака даже вам позволила бы убить хозяйку при ней. Думаю, что и вы не смогли. Вы, видимо, на какие-то считанные мгновения отослали собаку, убили кузину и, стоя с ножом в темноте, подозвали пса к себе. Хотя тот и учуял запах свежей крови, он не кинулся на вас, поскольку любил вас и безгранично верил вам. Вы могли пощадить собаку, могли взять ее домой, но нет. Вы не хотели рисковать. Собака была обречена, и она пала от вашей руки.
Вульф немного перевел дыхание.
– До сих пор все, несомненно, происходило так, как я сказал. Дальше я выскажу догадку. Вы закололи собаку. Но преднамеренно ли оставили нож в ране, чтобы уберечься от крови животного, или же, почувствовав укол, собака инстинктивно отпрянула и нож вырвался из ваших рук? Впрочем, в любом случае вам ничего не оставалось делать, как поспешить домой, чтобы поскорее попасться на глаза мистеру Гудвину. Так вы и поступили. Зашли к нему, пожелали доброй ночи и отправились в постель. Сомневаюсь, что вы уснули. Возможно, вы даже слышали, как скулит пес за дверью. А может, и нет. Ведь он скулил под окном мистера Гудвина, а не под вашим. Когда же мистер Гудвин зашел к вам, вы, естественно, прикинулись спящим.
Лидс, должно быть, посмотрел Вульфу в глаза, но пальцы его рук, как я заметил, судорожно вцепились в ноги, чуть повыше коленей.
– Вы использовали собаку, – продолжал Вульф ледяным тоном, напомнившим мне Арнольда Зека, – даже после ее смерти. И вас не мучила совесть из-за погибшего друга. Чтобы произвести впечатление на мистера Гудвина, вы разыграли душещипательную сцену: надо же, дескать, два года назад вы подарили пса кузине, а он приполз умирать к вам на порог. Он не приполз умирать на ваш порог, мистер Лидс. И кому, как не вам, этого не знать. Он приполз, чтобы хоть как-то отплатить вам. Бедный пес хотел хоть раз вонзить в вас клыки. Я сказал, что кому, как не вам, этого не знать, потому что, когда вы присели рядом с собакой на корточки и попытались ее погладить, она зарычала. Она никогда не зарычала бы, если бы ее в предсмертной агонии коснулась любящая и ласковая рука верного друга. Нет, несчастное существо зарычало, вдруг осознав, что вы недостойны его беззаветной любви и преданности, и возненавидело вас за предательство. Одного ее рычания достаточно, чтобы осудить вас. Вы помните, как она оскалила клыки, мистер Лидс? Вы сможете когда-нибудь забыть, как она зарычала? Ваш верный друг Нобби и его последние слова…
Лидс уронил голову и закрыл лицо руками.
Он не произнес ни слова, и кругом все оглушенно молчали. Словно оцепенели. Потом Лина Дэрроу громко всхлипнула и Аннабел, встав, подошла к ней.
– Заберите его, мистер Арчер, – угрюмо буркнул Вульф. – Мне он больше не нужен, и уже поздно.
Глава двадцать вторая
Я сижу у окна с видом на фиорд и отстукиваю это на новенькой портативной пишущей машинке, которую приобрел по случаю путешествия. Здесь просто замечательно. Гулять в это время года тут холодновато, но если бегать трусцой, то выжить можно.
Вчера я получил по почте письмо: