Дверь № 3

Я вновь остановился. История звучала как-то очень знакомо, будто мне уже приходилось слышать нечто подобное. Но что именно привлекло мое внимание, я определить не мог, как ни старался. В душе росла какая-то тяжесть – почему, опять-таки непонятно… 

Время шло, и однажды он снова услышал ту же самую музыку. Она была такая (опять то же слово)… что он не смог устоять и поплыл в шлом. И снова оказался возле хвоста Великой Матери.

– Спой мне, Великая Мать, я не могу жить без твоей песни.

– Подплыви ближе, я не вижу тебя. – Холок подплыл ближе.

– Еще ближе! Я чувствую твой запах, но не вижу тебя. – Холок подплыл совсем близко. Однако он боялся потерятьвторое ухо и поэтому сказал:

– О Великая Мать, я подплыву к твоему рту, если ты обещаешь, что не съешь мое ухо.

– Но я очень люблю уши, – ответила Великая Мать.

– Но если ты съешь мое единственное ухо, я не смогу слышать твою музыку и умру!

Тогда Великая Мать подумала и сказала:

– Если ты позволишь мне съесть твое последнее ухо, я сделаю тебе великий подарок. Ты сможешь слышать мою музыку без ушей. Она будет жить в твоей голове и останется с тобой навсегда.

Холок приставил ухо корту Великой Матери, и она откусила его. Вернувшись к Единству без ушей, он рассказал, что с ним случилось, но никто не поверил – ни его отцы, ни его сыновья. И они заперли его в самой дальней комнате, чтобы не слышать нелепых россказней. И вот через некоторое время в Единстве начали слышаться странные звуки, будто кто-то плакал. Они проникали везде, и избавиться от них было невозможно. Тогда кто-то сказал, что звуки похожи на голос холока, которого отвергли. Когда его комнату открыли, он лежал на потолке и плакал. Его стали ругать, и отвергнутый объяснил, что больше не слышит музыки, что Великая Мать обманула его, и он больше не может жить. Потом он затих, и его снова заперли, надеясь, что на этом все закончилось. Однако плач продолжался и слышался каждый день. И тогда все решили, что надоедливого холока надо съесть. Так они и сделали. Некоторое время все было спокойно, но потом все опять услышали странный шум. Одни называли это музыкой, другие – плачем. Звуки наполнили Дом, и от них невозможно было избавиться. В них стали слышаться слова. Потом появились картинки. Скоро все Единство уже могло различать мысли тех, кто был рядом.

Если этот миф – единственное, что у них есть с участием женщин, то ты сам можешь себе представить, как они относились ко мне. Никто не решался подойти ко мне близко. Только потом я поняла почему – они боялись, что я их укушу.