Двенадцатая карта

– Похоже, Дуглас и остальные политики простили ему ограбление фонда, – сказал Райм. – Или вовсе сочли, что ничего он не грабил.

– А о каком законе он говорит? – спросила Сакс.

– Закон «О гражданских правах» от тысяча восемьсот семьдесят пятого года, – пояснила Женева, – запретил расовую дискриминацию в гостиницах, ресторанах, поездах, театрах – во всех общественных местах. – Она покачала головой. – Правда, долго он не продержался. В тысяча восемьсот восьмидесятом Верховный суд признал его неконституционным. Впоследствии, на протяжении более пятидесяти лет, не было принято ни одного другого закона, касающегося гражданских прав.

– Интересно, – задумчиво произнесла Сакс, – а Чарлз дожил до того дня, когда закон отменили? Вряд ли бы ему это понравилось.

Женева сказала, пожимая плечами:

– Сомневаюсь, что для него это имело бы большое значение. Он просто счел бы это временным отступлением.

– С надеждой, которая вытесняет боль, – подметил Райм.

– Точно. – Женева взглянула на часы. – Пора возвращаться к работе. Ох уж мне этот Уэсли Гоудз… Признаться, тот еще чудик: ни разу не улыбнется, не взглянет… Да и, знаете ли, бородку время от времени не мешает подравнивать.

Поздним вечером, лежа в темноте спальни, Райм и Сакс смотрели на луну – тонюсенький полумесяц, такой должен выглядеть мертвенно-бледным, но благодаря неким странностям атмосферы казался солнечно-золотым.

В такие моменты они иногда разговаривали, а иногда нет. Сегодня оба смотрели молча.

За окном на карнизе что-то слегка шевельнулось – там гнездилась семья сапсанов: мать, отец и двое птенцов. Иной посетитель в доме у Райма, заметив гнездо, интересовался, есть ли у птиц клички.

– У нас с ними негласное соглашение, – отвечал Райм. – Они не дают кличек мне, а я – им. И всех это устраивает.

Одна птица подняла голову, словно прислушиваясь, черная на фоне молодого месяца. Это движение и гордый профиль почему-то казались исполненными мудрости… и одновременно угрозы. Естественных врагов у сапсанов нет, охотясь, они обрушиваются на свою добычу на скорости около ста семидесяти миль в час. Однако сейчас охотница миролюбиво устроилась на карнизе и сидела не шелохнувшись. Птицы вели дневной образ жизни, а по ночам спали.

– О чем думаешь? – спросила Сакс.

– Давай-ка завтра сходим послушать музычку. В Линкольн-центре дневной спектакль… или концерт… Как это там называется?

– Кто выступает?

– «Битлы», полагаю. Или Мария Каллас в дуэте с Элтоном Джоном. Не все ли равно? Нравится мне смущать людей, подкатывая к ним на коляске… Одним словом: не важно, кто там выступает, просто хочу выбраться на люди. Между прочим, не часто доводится, знаешь ли.

– Знаю. – Сакс приподнялась на локте, поцеловала его. – Обязательно выберемся.

Райм, повернув набок голову, коснулся губами ее волос. Амелия прильнула к нему всем телом. Он обхватил пальцами ее руку, крепко пожал.

Амелия ответила таким же пожатием.

– Знаешь, что можно сделать? – заговорщически шепнула она. – Давай пронесем с собой немного вина и закуски… паштет с сыром, французскую булку.

– Закуску можно и там купить, я точно помню. Но вот скотч у них отвратительный. А стоит целое состояние. Можно было бы…

– Райм! – Сакс подскочила и уселась в постели, раскрыв от удивления рот.

– Что стряслось?

– Что ты только что сделал?

– Согласился взять немного еды и тайком пронести в…

– Хватит увиливать. – Сакс пошарила рукой в темноте, щелкнула выключателем. В черных шелковых шортиках и серой футболке, со сбитой прической и распахнутыми глазами, она походила на студентку, которая вдруг вспомнила, что завтра в восемь у нее экзамен.

Райм, щурясь, посмотрел на светильник.

– Как в глаза бьет! Обязательно было включать?

Сакс пристальным взглядом смотрела на него сверху.

– Ты… твоя рука. Она шевельнулась!

– Вроде того.

– Я имею в виду правую! У тебя ведь еще ни разу не получалось ею пошевелить!

– Забавно, правда?

– С обследованием тянул, а сам уже и так знал, что можешь двигать рукой?

– Да ничего я не знал… до сего момента. И пробовать не хотел – боялся, что ничего не выйдет. Собирался бросать тренировки, просто выкинуть все это из головы. – Он пожал плечами. – А потом передумал, решил еще раз попробовать. Только когда мы будем вдвоем – и рядом никаких тренажеров и докторов.

«Но не наедине с собой», – добавил он мысленно.

– И мне ничего не сказал! – Амелия шлепнула его ладонью по руке.

– Зря старалась.

Они рассмеялись.

– Райм, это же изумительно, – прошептала Амелия, крепко его обнимая. – У тебя получилось!

– Сейчас попробую еще раз. – Он посмотрел на Сакс, затем опустил взгляд к руке.

Немного выждав, он мысленно направил пучок энергии, который молнией метнулся по нервам, к правой руке. Пальцы еле заметно дернулись… Затем неуклюже, словно только родившийся жеребенок, его правая рука преодолела два бесконечных дюйма над одеялом и плотно уперлась в запястье Сакс. Большой и указательный пальцы сомкнулись вокруг ее руки.

Со слезами восторга на глазах Амелия рассмеялась.

– Каково, а? – сказал он.

– Значит, ты решил продолжать тренировки?

Райм кивнул.