Двенадцать тонн бриллиантов

— Мне еще не доводилось с ним долго разговаривать.

— Он даст вам замечательные советы. Гаэтан прекрасно разбирается в литературе. Мсье Бабилас совершенно прав, что во всем полагается на него. Если де Солис говорит, что роман хороший, так оно и есть, он никогда не ошибается. Только, к сожалению…

— Что к сожалению?

— Он чувствует себя не на своем месте. Он хотел бы выпускать поэтические сборники, а занимается приключенческими романами…

— Но это же не позор! — вскричала девушка.

— Да, но это не одно и то же. Нашему дорогому Гаэтану поэзия куда ближе. Он сам пишет стихи и иногда по вечерам, примерно в это время, заходит и читает мне одно-два стихотворения. Надо признать, что они вовсе не дурны…

* * *

Человек в темно-синем плаще шел теперь к аркадам театра «Комеди Франсез».

Он быстро глянул на свои часы. Уже семь.

Главный сказал: «Все уходят от шести до половины седьмого».

Человек в плаще смешался с толпой прохожих, идущих мимо театра, спешащих кто в метро, кто к автобусной остановке. Он остановился у театральной афиши, объявлявшей спектакли будущей недели: «Сид», «Соломенная шляпка», «С любовью не шутят».

Он перечел афишу множество раз, будто не мог решить, какой спектакль ему выбрать — комедию или трагедию…

Некоторое время спустя человек в плаще прошел под аркадами театра в сторону улицы Ришелье, вглядываясь по дороге в медальоны четырех великих драматургов «Комеди Франсез»: Виктора Гюго, Расина, Корнеля и Мольера.

Совсем уже неподалеку от улицы Ришелье, как раз возле барельефа Мольера, он вдруг прислонился к колонне и незаметным движением ловко надвинул свою тирольскую шляпу на глаза.

Смотрел он не на парик Мольера, а на полицейского у перекрестка.

Затем человек этот резко повернул направо, пошел вдоль деревянных перил, где обычно выстраиваются и очередь зрители, и направился в сторону сада Пале-Рояль. Он постоял немного перед витриной с трубками, зачем перед орденами с разноцветными ленточками, французскими и иностранными…

Затем он вернулся на то же место.

Час близился.

* * *

Сидя за своим рабочим столом, заваленным документацией, гранками и пухлыми папками, мадам Лежербье поигрывала латунной типографской линейкой-строкомером.

Напротив, в старом кожаном кресле, с открытым блокнотом на коленях расположилась Иоланда Ламбер.

— Прежде всего я задам вам несколько вопросов общего характера. Вы готовы, милая Иоланда?

Девушка сосредоточилась.

— Готова.

— Считается, что книгопечатание изобрел Гутенберг. Точно ли это?

— Хм… Не совсем. Очень древние цивилизации уже умели воспроизводить знаки, пользуясь печатями и клеймами, отдаленно напоминающими нынешние резиновые штемпели… Но позже китайцы изобрели способ, более похожий на тот, который мы знаем теперь. На деревянную дощечку они наносили резьбу, оставляя буквы выпуклыми. Опуская их в тушь, они прикладывали эту табличку к листу рисовой бумаги…

— Отлично. Дитя мое, вы только что произнесли слово, очень существенное для книгопечатания: слово «буква»… Скажите, были ли буквы, а точнее, литеры, то есть бруски с изображением букв, при тех способах, о которых вы говорили, раздельными?

— Нет. Это голландцу Лорену Костеру пришла в голову мысль сделать буквы подвижными, из дерева. И вот с помощью этих букв-литер он напечатал маленькую книжку из восьми страниц! Это было, в общем-то, пустяком…

— Но это было очень много!

— Да, мадам Лежербье. А в 1440 году Йоганн Генсфляйш, известный под именем Гутенберг, впервые применил металлические литеры и изобрел ручной печатный станок. Это были литеры, отлитые из свинца…

— Прекрасно. Вижу, что в истории книгопечатания для вас тайн нет. Перейдем к другому вопросу. Ну-ка, скажите, что такое наборная касса?

— Плоский ящик, в котором у печатников лежат литеры… Это слово — однокоренное с кассетой, например.

— Точно. А кроме касс для шрифтов, какие существуют еще кассы?

— Специальные: математические, линеечные, нотные, ящики для цифр и дробей.

— Да. Дитя мое дорогое, вижу, что время на вас я трачу не зря. Ну, еще один вопрос? Что такое магазин? Если я скажу: хозяин типографии купил магазин, значит ли это, что он откроет торговлю?

Иоланда Ламбер переливчато засмеялась:

— Нет, мадам Лежербье. Это будет означать, что он купил часть наборной строкоотливной машины, латунный ящик, где хранятся матрицы.

— Так. Теперь поговорим о шрифтах. Много ли их существует?

— В наши дни изобретено много шрифтов и все время создаются новые и новые. А первоначально было два основных: антиква и курсив. Антиква — это латинский прямой шрифт. А курсив — наклонный…

В эту минуту Иоланда запнулась и повернула голову к двери.

— В чем дело, дитя мое?

— Я… Мне показалось, что кто-то открыл входную дверь…

Они прислушались.

Но во всем доме царила тишина.

* * *

Человек в плаще пошел вперед по улице Ришелье. Перед темным проходом вглубь между антикварным магазином и модной лавочкой он на некоторое время задержался.

Здание показалось ему довольно жалким. Его черноватый, неширокий фасад был слегка закруглен. Медная табличка у входа в коридор гласила:

ИЗДАТЕЛЬСТВО «БАБИЛАС»

2-й этаж.