Двенадцать шагов фанданго

Бенуа отошел от меня на некоторое расстояние, чтобы взять у Жан-Марка пистолет. Слегка подал назад затвор, глянул внутрь ствола и, перед тем как взять магазин, позволил затвору со щелчком вернуться в исходное положение. Полная обойма блестящих медноголовых патронов мелькнула перед моими глазами, прежде чем войти в рукоятку пистолета. Ясно, что Бенуа не нужно было напоминать, где и когда стрелять в человека. Я влез в свои штаны, желая, чтобы они были более свободными в паху и менее свободными в карманах. Добытый мною с трудом шарик с порошком исчез, а вместе с ним исчезла и надежда. Впервые в эту худшую ночь своей жизни мне захотелось броситься на землю и заплакать.

11

На улице в сырую ночь я ожидал вместе с Бенуа в «транзите», когда выйдут Жан-Марк, Юссан и Луиза, чтобы занять места в «мерседесе». Как только он поехал по узкой боковой улочке, я последовал за ним, жалостливо прикидывая, сколько на мне лежит вины за нынешнее несчастье. Имелись ли меры предосторожности, которые я мог предпринять, чтобы спасти свою жизнь, или мне просто не повезло? Хотелось надеяться, что я просто невезуч, но где-то в глубинах сознания пробивался слабый росток правды, который гласил, что только идиот и бездельник возлагает на удачу вину за неудачу.

Важной причиной всего этого была, конечно, импульсивность, импульсивное решение бежать. Я уехал в паническом состоянии и попал в засаду. В этом моей вины не было: просто так случилось.

Мне не повезло.

В трех километрах от Кадиса «транзит» стал барахлить, поэтому я подал Жан-Марку световой сигнал о том, что нужно съехать на обочину. Фургон нуждался в бензине, я же почувствовал тошноту. Несправедливо возлагать вину за мое несчастье целиком на импульсивность — если бы я не проявил определенного рвения, то не унаследовал бы кокаин первым. Моей ошибкой, думал я, следуя за Жан-Марком на заправку, была доброта. Именно сентиментальная забота о том, чтобы поставить семью в известность о смерти Ивана, вывела эту стаю гиен на мой след. Теперь же волчица вела их в мое логово. Если бы я сделал обычную вещь, заплатил крестьянину за то, чтобы он сбросил труп в водохранилище, сейчас ловил бы кайф в каком-нибудь ночном клубе с мигающей подсветкой, вместо того чтобы находиться на загородной станции обслуживания под лампами неровного неонового света. Информирование ближайшего родственника Ивана было проявлением гуманизма, внимания и чуткости, но прежде всего это был самый глупый поступок, который я совершил в своей ничтожной жизни. Опасность, более чем серьезная, заставила меня понуро опустить голову, когда я осторожно выбрался из «транзита», подставив спину ярким оранжевым огням Кадиса. Мягко ступая, подошел к Жан-Марку.

— Нельзя ли вернуть часть моих денег? — осмелился спросить я. — Мне хочется курить.

— Дай ему несколько сигарет, — сказал Жан-Марк арапчонку, глядевшему на меня все время широкими глазами.

Араб выделил мне несколько пачек «Мальборо» из картонной упаковки.

— Сигарет, — добавил я, — у вас хватает, не правда ли? Как насчет кокаина?

Жан-Марк с глумливой ухмылкой отвернулся, сделав паузу для того, чтобы раздавить еще какую-то ползучую тварь носком своей туфли.

— Насыпь полдозы, — сказал он Бенуа.

Выехав снова на шоссе и ощущая удовлетворенность человека, располагающего сотней сигарет, я попытался подружиться с Бенуа. Ради этого я проигнорировал еще свежую память о его участии в избиении и понадеялся на такую же уступку с его стороны.

— Что вы думаете об Испании? — спросил его.

— С ней все в порядке, — ответил он.

— Да? — Я бросил следить за задними фарами машины Жан-Марка и скосил взгляд в сторону Бенуа. — Это великая страна.

Мой напарник следил через боковое стекло за дорожным движением, и его слишком заинтересовала черная фигурка на замусоренной обочине дороги, чтобы отвлекаться на разговор со мной.

— Красивые женщины, — продолжал я, — роскошные женщины. И прекрасная погода, хотя не помешало бы немного дождя. — Он упорно молчал, поэтому я попробовал задеть тему, которая должна была его заинтересовать. — Тюрьмы здесь, насколько мне известно, самые прогрессивные в мире. — Я снова скосил на него глаза. У него было выражение лица обремененного долгами человека, который находится в автобусе, набитом праздными туристами. — У них даже разрешаются встречи супругов, — продолжал я без надежды на успех, — что неплохо.

Он вздохнул, затем повернулся лицом ко мне. Теперь до него дошло, что я хочу поговорить, и при всей своей озабоченности настоящим и будущим он явно полагал, что было бы полезно и достойно позволить мне поговорить о своих чувствах. Он потер лицо и фыркнул:

— И чего тебя тянет трепаться?