Двенадцать шагов фанданго

Я расписался. Он передал мне копию документа. В приемном отделении я снова расписался, и они вернули мне мои вещи. Нас вывели наружу мимо трех копов и двух возмущенных, шумливых задержанных скалолазов.

Я воистину не знал, что думать, Мэри же знала. Мы выехали из полицейского участка и припарковались на пыльной обочине у края города, выходящего на расположившуюся в низине широкую долину. По ней были разбросаны фруктовые сады, покрывшиеся утренней росой, и дома, похожие на кусочки фарфора, брошенные на затененную землю.

— Прежде чем куда-нибудь ехать, — заявила Мэри, — поговорим немного.

Ее слова прозвучали предостерегающе и зловеще, я принялся искать слова оправдания.

— Искренне, искренне сожалею о событиях прошлой ночи, — начал я. — Мне было в последнее время не по себе. Понимаю, было нечестно воспользоваться твоей машиной и вещами. — Я был готов даже признаться в похищении ее наличности, если бы она спросила. Но она не спрашивала.

— Если бы меня беспокоила машина, я оставила бы тебя там, где ты был, — ответила Мэри, окинув меня взглядом наполовину жалостливым, наполовину насмешливым. Она сунула между тонкими губами сигарету «Ротманс» и протянула руку. — Зажигалку.

Я бросил зажигалку ей в ладонь, она прикурила.

— На ведение домашнего хозяйства, — сказал я, вручая ей немного пропотевшую, украденную мною пачку песет.

Она сунула деньги в сумку, не пересчитывая, и попыталась завести серьезный разговор:

— Где чарли?

Я почесал нос. Ужасный прокол.

— Какой Чарли?

— Не пудри мне мозги, парень. Это кокаин, который ты спер. Где он?

Я принялся искать сигарету, на моей верхней губе выступил пот.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Я украл твой кокаин?

Мэри рассмеялась сухим, бесстрастным хрипом.

— Очень хорошо. Если бы ты не был чертовски недоверчив, то был бы чрезвычайно убедителен.

— В самом деле, не понимаю, о чем ты говоришь, — пролопотал я.

— Ладно, — сказала Мэри с расчетливой невозмутимостью, — поступай как знаешь. Я же имею сказать тебе вот что: в четверг вечером твой очаровательный французский дружок угощал меня выпивкой в баре. Оказывается, вы вовсе не друзья. Оказывается, ты обобрал его. Он говорит, что хорошо отблагодарит любого, кто поможет ему вернуть его собственность.

Она взглянула на меня искоса, надеясь увидеть на моем лице реакцию на свое сообщение. Реакции не было.

— Тогда я сказала ему, что размер моей помощи будет зависеть от свойства его похищенной собственности и качества его мерси. Ты сечешь?

Я вытянул губы и вздернул брови. Она восприняла это как жест согласия.

— Оказывается, француз возлагает надежды на меня, поэтому рассказал мне все. Это заняло некоторое время и потребовало неоднократного повторения выпивки, поскольку мы разговаривали на двух разных языках. В итоге оказалось, что ты прикончил его племянника, стащил черт знает сколько кило кокаина и дал тягу. Это объясняет, почему ты остановился в среду у меня. Все еще сечешь?

Я устало закивал.

— Это не племянник его, а сын, и я не убивал его. Я был в это время с Мамутом. Можешь спросить у него.

Мэри подняла выщипанные брови:

— Мамут? Мальчик Тео? Ты сейчас живешь с ним? О боже! Неудивительно, что ты прославился на всю долину! — Она прикоснулась к своему распятию с недоверчивой миной. — Не буду касаться твоей извращенной половой жизни. Меня интересует только, что ты сделал с кокаином.

— Ты знала, как вела себя Луиза?! — воскликнул я. — Ее неверность стала местной легендой, распространявшейся по долине, как тени от сьерры. Почему ты не сообщила мне?

— Не мое дело, — пожала плечами Мэри.

— Да, ну хорошо, я расскажу тебе кое-что, чего ты не знаешь о Луизе, — мрачно пробормотал я. — Луиза мертва. Ее застрелил четырьмя выстрелами этот чертов француз Дистел. Вот с какого рода хмырем ты спуталась.

Это открытие произвело на нее сильное впечатление, спутало ход мыслей и поколебало невозмутимость. Геноцид вызывал в ней особые чувства. Она воспользовалась возможностью пускать облака дыма в окно дверцы, чтобы отвлечься и подумать.

— Кто сказал, что я путаюсь с кем угодно?

— Тогда что ты на это скажешь?

Мэри вздохнула.

— Скажу, что тебе следовало поделиться кокаином и доверять своей тете Мэри. То есть если ты хочешь жить. — Она остановила мое чересчур эмоциональное отрицание какого-либо отношения к кокаину своим морщинистым пальцем: — Я еще не закончила. Я долго думала о твоем положении, парень, мне кажется, ты сильно увяз в дерьме. У тебя нет друзей, денег и машины. Ты нашел слишком много приключений на свою жопу. Ты переоценил свои силы, и, говоря откровенно, если бы ты даже сказал французу, что вернешь похищенное, он, полагаю, убил бы тебя все равно — за то беспокойство, которое ты ему доставил.

Я открыл рот, но она вновь подняла свой палец:

— Погоди. Будешь говорить, когда я закончу. Твой единственный шанс выжить — оставаться в бегах, а для этого тебе необходима помощь. — Она повернулась ко мне лицом с сигаретой в уголке рта и одним глазом, прикрытым для защиты от дыма. — Спроси, кто может тебе помочь.

Я вздохнул и отвернулся.

— Кто?