– Туда нельзя, – буркнул в ответ боец, ему все-таки неловко было отвечать решительным отказом знаменитому шахматисту, чемпиону мира.
– Пропустите меня, – настаивал Каспаров мягко. – У вас нет никаких оснований перекрывать улицу. Субботний день, центр города. Неужели мы не имеем права гулять по улицам?
– Ваша демонстрация незаконна! – буркнул боец ОМОН, потому что прикомандированный спецслужбист в автобусе проинструктировал его, что он будет разгонять незаконную демонстрацию.
– Это никакая не демонстрация, – парировал Каспаров. – Мы не несем ни транспарантов, ни флагов, мы не выкрикиваем лозунгов, мы просто идем по тротуару. Или в городе объявлено чрезвычайное положение и ходить можно только с пропуском?
Стоявший поодаль Илларионов видел, как на лице омоновца мелькнула некая тень сомнения в своей правоте. Илларионов слышал, как за спинами ОМОНа офицер кричал: «Исполнять приказ! Перекрыть проход!» Но кричал тоже без уверенности. Только человек в штатском на проезжей части, только этот человек с наушником в ухе – прикомандированный спецслужбист – был уверен в себе: командовал омоновскому полковнику не пускать граждан гулять по улицам города. Илларионов подумал, что, если бы Каспаров был чуть поспокойнее, если бы в его голосе не проскальзывали нервические нотки, ему удалось бы убедить ОМОН открыть улицу даже несмотря на уверенные запреты спецслужбиста. И только Илларионов подумал это, как за спиной Каспарова двое молодых людей (то ли провокаторы, то ли сторонники, у которых не выдержали нервы) выбросили черный лимоновский флаг и закричали: «Нам нужна другая Россия!» И на лицах бойцов выразилось облегчение. «Россия без Путина!» – крикнули еще молодые люди. И бойцы ОМОН с чистой совестью вытащили дубинки и врезались в толпу.
Теперь у них было объяснение, чтобы бить на улице мирного города безоружных людей. Теперь перед ними были те самые враги и подрыватели конституционного строя, об опасности которых инструктировал их в автобусе спецслужбист. Они скрутили и затолкали в автобус сначала молодых людей с флагом, потом Каспарова, хотя тот ничего не кричал, потом всех, кто был рядом с розами в руках, потом еще всех, кто был без роз… Когда они стали врезаться в толпу и махать дубинками, Илларионов отступил подальше. Может быть, потому, что боялся. И может быть, боялся потому, что знал про власть нечто такое, чего другие не знали.
Советник президента
В конце восьмидесятых годов Андрей Илларионов входил в экономический кружок, который назывался Московско-Ленинградская школа и цель которого состояла в том, чтобы придумать пути выхода из кризиса для экономики умиравшего Советского Союза. В этот кружок входили молодые экономисты: Егор Гайдар, который, когда Советский Союз распался, стал исполняющим обязанности премьера в первом ельцинском правительстве, Анатолий Чубайс, который стал курирующим экономику и финансы вице-премьером во втором и третьем правительствах эпохи Ельцина, многие другие будущие государственные чиновники. Эти молодые экономисты в общем говорили о необходимости рыночных реформ на заседаниях своего кружка, проходивших на захолустных турбазах и в домах отдыха. Но необходимая степень радикальности реформ представлялась им по-разному. Некоторые говорили, что надо приватизировать промышленность целиком, некоторые – что следует приватизировать только легкую промышленность, а тяжелую промышленность во главе с нефтяной отраслью следует оставить в руках государства. Они делали серьезные экономические доклады в обоснование своих взглядов. Но Илларионов обращал внимание, что осторожность доклада коррелировала с тем, насколько была весома должность, занимаемая докладчиком. Им нужно было объяснение для своих поступков, как нужно объяснение омоновскому офицеру, разгоняющему безоружных людей с применением спецсредств. И ты не можешь работать в советском экономическом институте, думая, что советская экономика нежизнеспособна по определению. Поэтому ты придумываешь серьезные доклады, объясняющие, что советская экономика нежизнеспособна лишь отчасти.