Двенадцать несогласных

Второе сентября Виса провел дома. Третьего утром пошел в больницу на перевязку и, едва вернувшись домой, услышал взрывы. Хотел было опять бежать к школе, но подумал, что будет только мешаться там под ногами одноглазый. Через четверть часа пришла его мать. Привела двух соседских мальчишек, спасшихся из школы. Дети были чумазы, окровавлены, перепуганы и раздеты до трусов. Но не ранены, кровь на их телах была чужая. Мать долго купала мальчиков, а потом за ними пришла соседка, искавшая своих детей у школы в суматохе штурма и эвакуации до тех пор, пока кто-то не сказал ей, что дети у Асеевых. Эта соседка сказала, что кареты «Скорой помощи», приехавшие со всей Осетии, едут по городу от школы до больницы слишком долго, потому что водители не знают города. Тогда Виссарион понял, чем может помочь, встал и вышел на улицу.

Почти сразу же он встретил на улице заплутавшую «Скорую» с кабардинскими номерами. Сел в кабину. Показал водителю дорогу в школу, а потом показал дорогу из школы в больницу. Их машина была полна раненых детей. Во вторую ходку в «Скорой» было опять полно раненых детей и один убитый. В третью ходку раненых детей в машине не было – только мертвые. Когда они с водителем «Скорой» подъехали к школе в четвертый раз, тот кабардинец сказал Висе:

– Иди, парень, я теперь и сам справлюсь.

– Ты запомнил дорогу? – переспросил Виссарион.

– Я ее никогда не забуду, клянусь!

Водитель плакал. Слезы висели у него на кончиках усов. И Виса пошел домой. Дело было к вечеру. У подъезда Виса встретил соседа, который стоял неподвижно и смотрел в небо.

– Ты нашел своего мальчика? – спросил Виса, зная, что у соседа в первой бесланской школе учится сын.

– Нашел, – отвечал сосед. – В морге нашел.

В Осетии принято, что если в доме умирает кто-то, то организацией похорон занимаются соседи. Поэтому на следующий день Виса поехал с этим соседом в морг забирать тело. Сосед вошел внутрь, Виса остался снаружи. А через три четверти часа сосед выскочил на улицу, и лицо его было красным, и глаза не фокусировались, а вращались каждый сам по себе. И он кричал:

– Что ты делаешь! Кто ты! Двадцать рублей! – он кричал. – Кто твои отец и мать! Что ты делаешь! Двадцать рублей!

– Что я делаю? – Виса тряс соседа за плечи. – Какие двадцать рублей?

Ему понадобилось некоторое время, чтобы добиться от соседа толку. Оказалось, что трупы детей в морге кладут в гробы и выдают вместе с гробами. Но за гроб нужно заплатить. И у соседа не хватило двадцати рублей в кармане заплатить за гроб. А пока гроб не оплачен, отцу отказывались отдавать тело сына ни с гробом, ни без гроба.

Виса доплатил двадцать рублей. Помог соседу отвезти мальчика домой. Помог втащить по лестнице маленький и легкий гроб. Услышал, как зашлась воем мать мальчика. И вышел на улицу.

Он шел в администрацию района. Шагал быстро, до боли сжимая зубы и кулаки. Он бы устроил там у них революцию, в этой администрации. Он разнес бы теперь эту администрацию по кирпичу. Он бы… Он бы…

На пороге администрации стоял милиционер с автоматом. Виса мог бы показать ему депутатское удостоверение, чтобы пройти, но вместо этого просто оттолкнул милиционера. И тот не стал стрелять только потому, что был местный и знал Вису в лицо.

В кабинете главы администрации за столом сидели какие-то люди и перекладывали какие-то бумаги. И Виса закричал им:

– Вы тут совсем охренели! Вы совсем охренели, что берете деньги даже с мертвых?

На следующие несколько дней деньги в Беслане отменились. Совсем. Не потому, что так приказал глава района, а просто люди поняли, что всякий человек, идущий по улице, идет либо на похороны, либо с похорон. Гробовщики отпускали свой товар бесплатно, строители изнутри выкладывали могилы кирпичом (так принято в Осетии) бесплатно, заправщики бесплатно лили в любой автомобиль бензин, потому что всякий автомобиль был катафалк, в кафе бесплатно кормили, потому что не было в те дни в Беслане никакой еды, кроме поминальной.

Шестого числа хоронили разом больше ста человек. Седьмого числа – тоже. Шел такой дождь, что Виса в кожаном плаще промок до костей. Гробы несли и несли. Землю, которую сыпали в могилы, размывало водой, и засыпать могилы не получалось. А в отдалении, совсем не рядом с могилами, совсем не на кладбище стояла трибуна, на которую залезло начальство и проводило траурный митинг для стоявших перед трибуной журналистов. Что там говорили мэр Москвы Юрий Лужков и президент Северной Осетии Александр Дзасохов, никто на кладбище не слышал. И когда их траурный митинг кончился, никто из начальства не подошел ни к одной могиле, не поклонился ни одному надгробию, не положил ни одного цветка.

Прежде чем закрыть гроб, сосед Виссариона поцеловал мертвого своего мальчика и сказал ему:

– Нам повезло. Ты совсем целый. Только одна дырочка. Люди вон целлофановые пакетики хоронят.

Многие в тот день хоронили фрагменты тел.

Где ваши враги