Двенадцать баллад

Батальонный встал и сухой рукой
Согнул пополам камыш.
—   Так отпустить проститься с женой,
Она умирает? — говоришь.

—   Без тебя винтовкой меньше одной,
Не могу отпустить — погоди,
Сегодня ночью последний бой,
Налево кругом — иди.

…Пулемет задыхался, хрипел, бил,
И с флангов летел трезвон,
Одиннадцать раз в атаку ходил
Отчаянный батальон…

Под ногами утренних лип
Уложили сто двадцать в ряд,
И табак от крови прилип
К рукам усталых солдат.

У батальонного по лицу
Красные пятна горят,
Но каждому мертвецу
Сказал он: спасибо, брат!

Рукою острее ножа —
Видели все егеря —
Он каждому руку пожал,
За службу благодаря.

Пускай гремел их ушам
На другом языке отбой,
Но мертвых руки по швам
Равнялись сами собой.

— Слушай, Денисов, Иван,
Хоть ты уж не егерь мой,
Но приказ по роте дан…
Можешь итти домой.

Умолкли все под горой…
Ветер как пес дрожал…
Сто девятнадцать держали строй,
А сто двадцатой встал.

Ворон сорвался, царапая лоб,
Крича как человек,
И дымно смотрели глаза в сугроб
Из-под опущенных век.

И лошади стали трястись и ржать,
Как будто их гнали с гор,
И глаз ни один не смел поднять,
Чтобы взглянуть в упор.
Уже тот далеко ушел на Восток,
Не оставив на льду следа…
Сказал батальонный, коснувшись щек:
— Я, кажется, ранен. — Да!

1922.

Махно

Илье Груздеву.

Не пастух собирает стадо,
Не к ранней трезвонят часто,
То сзывает раду — громаду
Сам батько Махно клыкастый.

Зачервонели по ветру сабли,
По Днепру зажупанили вести,
Что коммуников руки ослабли,
Краснозвездцы в селах не в чести.

Затрещали скворцами наганы,
Закрывают молодайки двери,
Сизым полымем за туманы
Залетают жар-птицы перья.

Не чижи в воробьиной луже,—
Кувыркаются паровозы,
И гуляет батько, не тужит,
Точно в картах тузовый козырь.

Но все глуше маузеры лают,
Все тусклее полощутся сабли,
Уже кони землю зацепляют,
Пулеметы гребут, как грабли…

Не побить всех днепровских уток,
Не угнать за лиман все тучи,
Еще много кожаных курток
На московских плечах колючих.

Понатешился батько посевцем,
Дарит ветер он красным доломаном
И уходит обратно к королевцам,
К синеусым молдавским банам.

Пьет и бьет за чаркою чарку,
Снова зубы, как сабли, точит…
И, как угли, дымятся жарко
Завидущие батькины очи.

1921

Баллада о пленном коне