Две зимы и три лета

Илья и Евсей тоже встали. – Здорово, здорово, ребятки, – говорил Кузьма Кузьмич, каждому пожимая руку.

Михаил улыбнулся.

Для Кузьмы Кузьмича все были «ребятками» – от мала до велика. И все в районе знали его, потому что с одними он мытарил по пинежским лесам еще до революции, с лучиной, с другими гнал «кубики» в годы первых пятилеток, а нынешняя молодежь, вроде его, Михаила, прошла у него лесную школу в войну.

И вот что удивительно – не богатырь, не какой-нибудь там засмолевший кряж, налитый бурым здоровьем. Нет, мужичонка – не заглядишься: косоглазый, утоптанный, голосишко сиплый, с «петухами» – не рявкнуть по-начальннчески, а стоит, тянет лесопункт. И люди вокруг него держатся.

Сейчас Кузьма Кузьмич возвращался с очередного районного совещания, и разговор, само собой, зашел о лесозаготовках.

– Худо, ребятки, худо, – жаловался Кузьма Кузьмич. – С вывозкой затирает. Зимой из-за снегопадов присели, а сейчас опять весна за полозья хватается.

– Вывернешься, Кузьма Кузьмич! Знаем, – сказал Михаил.

– Да надо бы вывернуться. Надо. Вот тракторишко на отдыхе стоит – его бы охота к делу приспособить.

– Это тот, Егоршин?

– Тот, тот. Опытный. С осени он нас крепко выручил.

Тут Кузьма Кузьмич полез в свой портфельчик, хорошо известный Михаилу еще с военных лет, – маленький школьный портфельчик из черной клеенки с обтрепанными углами, который он носил через плечо на сыромятном ремешке, достал из него три пачки махорки.

– Это тебе от дружка. Хорошо, что заговорил о нем. Я вперед ехал ночью не останавливался у вас.

Махорка была очень кстати. Но в душе Михаил был немало удивлен: с чего это вдруг вспомнил о нем Егорша?

Илья Нетесов – Кузьма Кузьмич доводился ему дальней родней – стал приглашать его к себе попить чаю с дороги, но Кузьма Кузьмич отказался:

– Нет, сват, нет. Не до чаю. Выговорок получил – тепленький еще. Хорошо греет. А ты, Миша, не обзавелся еще этим товарцем?

Кузьма Кузьмич – нетрудно было догадаться – намекал на новое положение Михаила, и ему приятно было, что такой человек, как Кузьма Кузьмич, видит его за председательским столом.

– Пока нет.

– Ну и хорошо, хорошо. Это нас, пеньков трухлявых, все время подпирать надо, а вы, молодежь, другое дело. – Кузьма Кузьмич потер небритый подбородок. – А что же это вы, ребятки, с мужиком-то сделали? Неладно, неладно так.

– С каким мужиком?

– Да с Тимофеем Лобановым. Встретил – качается бедняга, едва ноги волокет.

Так как ни Илья Нетесов, ни Евсей Мошкин не знали, о чем идет речь, то Кузьме Кузьмичу пришлось рассказать. Тимофея Лобанова он встретил на Марьиных лугах. Идет в районную больницу. Идет еле-еле, с колом в руках. Ну и что было делать? Пришлось Кузьме Кузьмичу завернуть лошадь да подвезти беднягу.

– Этого беднягу не подвозить надо, а судить, – сказал, мрачнея, Михаил.

– Ну почто же ты так, Миша?

– А пото, что дезертир лесного фронта. Кто ему давал направленье в больницу? А ты еще хочешь, чтобы мы его на лошадке катали?

– Нет, Тимофей Лобанов не дезертир, – сказал Кузьма Кузьмич. – Не из таких.

– Не из таких? Вот как! А ты, может, Кузьма Кузьмич, не веришь, что он и в плену был?

– Да ведь плен – это, ребятки, дело такое… Какая же война без плена? Я сам в двадцать первом в плену у поляков был.

– Это так. Война без плена не бывает, – подтвердил Илья.

– Смотря какая война, – упрямо гнул свое Михаил. – В нынешнюю войну все насмерть воевали. И надо еще доказать, кто как сдался.

– Ну за Тимофея можно не беспокоиться, – сказал Кузьма Кузьмич.

– А откуда тебе это известно? Ты с ним там был? А может, он сам о геройствах своих рассказывал?

– Не рассказывал. Всю дорогу молчал. А фактики у меня есть. Есть фактики. С двадцать пятого года знаю Тимофея.

Михаил начинал злиться. Кузьму Кузьмича он уважает – хороший человек. И лично ему немало сделал добра. Но что же он говорит? За кого заступается?

Утром, передавая сводку второму секретарю райкома Шумилову, он, Михаил, сказал, что один человек самовольно вышел из леса и, не имея направления от фельдшера, отправился в районную больницу. А как же иначе? Не мог же он обманывать райком!

– Кто это у вас такой смелый? – спросил Шумилов.

Михаил назвал фамилию.

– А-а, так это тот, который в плену был? Понятно, понятно. Мы его вылечим – передадим прокурору.

И Шумилов далее сказал, чтобы он, Михаил, срочно написал и передал по телефону донесение: такой-то и такой-то под видом болезни дезертировал с лесного фронта, бывший военнопленный…

Михаил написал и передал. А как же? Есть закон о трудповинности? Есть. Медицина не подтверждает болезни? Не подтверждает. Ну а он, Михаил, должен быть добреньким, да? Этого хочет Кузьма Кузьмич? А за счет кого добреньким? За счет баб, которых от детишек от грудных оторвали да в лес погнали. А может, за счет председателя? Не видел Кузьма Кузьмич, как мы тут председателя своего в лес провожали, чтобы в кузнице огонь не затух? Интересное кино!

Кузьма Кузьмич уперся – не пробьешь. Головой кивает, вроде бы сочувствует, а губы поджал – значит, при своем мнении. Эту его особенность хорошо знал Михаил, и он, окончательно распалясь, врубил напоследок: