Две зимы и три лета

– А по-моему, у нас кворума не хватает. Вхолостую идет прения. Гавриловна, – обратился он к матери, хлопотавшей над самоваром в задосках, – позови дочерь.

Лизка была в боковушке. Такой уж порядок: пока судят да рядят старшие, девка в стороне. И вот она вышла. В новом, красного сатина платье. С туго заплетенной косой. Поклонилась, как положено.

Так, так, сестра, подумал Михаил. Дадим от ворот поворот, но так, чтобы сватам обиды не было. И Степан Андреянович и Илья Нетесов – что они нам худого сделали?

У Степана Андреяновича в глазу заблестела слеза – разволновался старик:

– Лизавета Ивановна, мы вот тут…

Его оборвал Егорша:

– Постой, дед. Вы поговорили, теперь мы поговорим. Он сдвинул в сторону тарелки с грибами и стаканы и вдруг начал выбрасывать на стол деньги. Пачками. Одну пачку выбросил, другую, третью… Красные тридцатки, полусотни синие…

– Вот, – сказал Егорша и в упор посмотрел на Лизку. – Как уговаривались. Я свое слово сдержал. С этим довесом можно заводить копыта.

Это он мотоцикл продал, подумал Михаил и почему-то сперва посмотрел на ребят, а уже потом на сестру. Глаза их встретились. И надо же было так случиться, что именно в эту самую минуту под окошком раздалась свадебная песня:

Лизавета Ивановна,
Ты сама до вины дожила,
Ты сама до большой доросла,
Ты сама вину сделала.
Молода князя на сени созвала,
Со сеней в нову горенку.
За дубовый стол посадила.
Чаем-кофеем напоила.
Калачами его накормила,
Калачами круписчатыми,
Пряниками рассыпчатыми,
На красно крыльцо выводила,
На коня его посадила…

Бабы и девки по-старинному опевали Лизку. И, наверно, песня подтолкнула Лизку. Наверно, Лизка в своей простоте подумала: раз уж люди решили – свадьбе быть, то так тому и быть. Поздно теперь отступать.

Она сказала, опустив голову:

– Я согласна.

4

Илья поднялся из-за стола, как только выпили по первой стопке.

– Куда это без разрешенья? – спросил Егорша.

– А что-то голове тяжело. – Илья смущенно потер лысеющий лоб. – Надо немного воздуха свежего хлебнуть.

– Давай хлебни, – милостиво разрешил Егорша.

Михаил тоже вышел из избы, и под тем же самым предлогом – вроде и ему дышать нечем, он даже для наглядности воздух ртом похватал, а на самом-то деле он вышел, чтобы не остаться с глазу на глаз с новоявленным зятьком: просто сил нет видеть его самодовольную рожу.

На улице было звездно и по-осеннему прохладно. И какие-то черные тени скользили по вечернему небу. Высоко. Под самыми звездами. Неужели это уже птица повалила в теплые края? Рановато бы, кажется. Еще ни одного заморозка не было.

– Лебеди, должно, – как бы угадав его вопрос, сказал Илья.

– Лебеди? – Михаил задрал кверху голову. – А разве они по ночам летают?

– А кто их знает. – Илья закурил, оперся грудью на изгородь огородца напротив крыльца. – Может, и летают.

– Нет, – возразил Михаил. – Лебедь свет любит. Разве что он нынче по ночам стал летать. А что, может, поумнел и лебедь. Днем-то нынче лететь – живо срежут. Я где-то читал: животные приспосабливаются…

Михаил встал рядом с Ильёй и уже окончательно разговор с небес спустил на землю:

– Ну как, наносил грибов-ягод?

– Маленько, – глухо ответил Илья.

– А я только сейчас понял, как без коровы жить. А ты ведь который год… Третий?

– Да нет, ежели войну считать, когда Марья одна жила, то все шесть будет.

– Порядочный стаж. Ну-ко давай, раскрой свой секрет – как жить без молока и песни петь.

Илья промолчал. Насмешка не понравилась? Или, поди, и он, как Егорша, на него свысока смотрит? Поди, и по мнению Ильи он древесина пекашинская?

– Ну да, – зло сказал Михаил, – я ведь и забыл: ты на особом положении, у тебя литер.

А кой черт и молчит! Разве его это не касается? Разве он не от тех же колхозных трудодней живет? А что, что на трудодень? В прошлом году не дали по случаю засухи на юге, в этом году – по случаю прошлогодней. А что в будущем году будет?

В это время на крыльцо вышла Татьянка ("Чего ушли, Егорша сердится"). И Илья наконец разомкнул свои золотые уста:

– Я, пожалуй, пойду, Михаил.

– Куда пойду? Домой?

– Да.

– Ну, это не я решаю. Есть у тебя начальник. (Егорша Илье по отцу доводился двоюродным племянником.)

– Нет, ты уж, пожалуйста, объясни ему. Скажи, к примеру, домой позвали или еще чего. Худо у меня, Михаил, дома, худо.

– А чего? С Марьей поцапались?

– Ах, кабы только с Марьей! Валентина у меня больна – вот что.

– А чего с твоей Валентиной?

– То-то и оно, что чего. – Илья оглянулся, заговорил шепотом: – С легкими неладно. Помнишь, я тут как-то у тебя Лысана брал, в район ездил? Ну дак я это Валентину в больницу возил. Страшно выговорить… Тэбэцэ…

– Тэбэцэ? А это еще что за зверь? Я такого и не слыхал.

– Слыхал. Туберкулез легких.

– Что ты говоришь! Нда…