— Скажите, бедняжка, можете ли вы вспомнить хотя бы одно существо, которому вы помогли? — спросил сэр Уоми. Его голос, и всегда ласковый и нежный, походил теперь на звуки мелодичной арфы. — Знаете ли вы, что человек это арфа Бога, струны которой славят мировую Жизнь. Знаете ли вы, что слёзы и скорби людей это пыльца Господня, превращающая человека в чудесный цветок. Знаете ли вы, что каждая встреча это крылья, предназначенные для того, чтобы собирать пыльцу Господню в чашу своего сердца и изливать её как любовь, как отклик радости на скорбящую землю.
Пусть сегодня, в чаше моего сердца, смешается яд вашей злобы и слёз с моим состраданием. И пусть ужас той минуты, когда жалкое существо назовет вас дочерью, вступит в моё сердце и в нём найдёт утешение. Идите. Я взял на себя — во имя безмолвных просьб вашей матери, сестры и тётки — ваше наказание. Но я сам освободить вас от него не могу. Мой брат и Учитель Флорентиец, молю тебя, разреши мне принять участие в борьбе Ананды и пощади ещё один раз этих несчастных, — низко кланяясь лорду Бенедикту, сказал сэр Уоми.
— Да будет, как ты желаешь, мой друг и брат, — возвращая ему поклон, ответил Флорентиец. — Но если хоть один ещё раз кто-то из ваших приятелей, Дженни, осмелится коснуться Алисы или вашей матери, то и вы, и они иначе чем на четвереньках передвигаться не смогут до конца своих дней. Ступайте. Ты же, злодей, — обратился он к Бонде, — молчи сегодня весь день. И говорить будешь потом только шёпотом. Сними свою верёвку и брось её в камин.
Отерев пот, градом катившийся с их лиц, Дженни и её спутники поспешили покинуть контору.
Выполнив все необходимые формальности, поддерживая до крайности потрясённых Алису и леди Цецилию и почти лишившуюся чувств пасторшу, обитатели дома лорда Бенедикта возвратились к себе.
За эти несколько часов их отсутствия всегда тихий и спокойный дом превратился в лагерь, осаждаемый со всех сторон. Не прошло и получаса с момента отъезда лорда Бенедикта, как к главному крыльцу особняка подкатили три большие кареты с людьми в маскарадных костюмах. У кого-то из ряженых были в руках музыкальные инструменты, кто-то пел песни — словом, карнавальная сценка была разыграна так удачно, что полисмены не остановили шумную компанию, решив, что это знать развлекается столь оригинальным способом. Весёлая компания принялась стучать в двери не только дверным молотком, но и палками и кулаками, барабанить в окна холла, выказывая нетерпение. Одновременно у других дверей толпились нищие, якобы привлечённые весёлым праздником в надежде получить щедрую милостыню.
Князь Сенжер приказал слугам оставаться на своих местах. Амедея и Сандру он поставил в холле у самых дверей и дал им пульверизаторы, сказав, что если снаружи будут очень уж безобразничать, то следует брызнуть в замочную скважину. Смеясь, он объяснил, что для жизни и здоровья жидкость абсолютно безвредна, но запах её невыносим. Кроме того, картон и бумага расползутся и руки почернеют. Это перепугает хулиганов.
Артура князь Сенжер поставил у боковой двери, дав ему такой же пульверизатор, и велел завернуть болты на железной двери чёрного хода. Сам он стал рядом с Артуром, словно чего-то выжидая.
Среди нищих особенно выделялся монах; то моля о корке хлеба, то кощунствуя и хохоча, он потешал собравшийся вокруг сброд. Подговаривая оборванцев шуметь как можно больше, он стал перелезать через железный забор. Толстый прут был вырван из каменного фундамента заблаговременно принесёнными с собой инструментами, и оборванец в рясе очутился в саду. Приказав спутникам орать ещё громче, он стал красться вдоль стены к кабинету лорда Бенедикта, будучи, очевидно, очень хорошо осведомлён о его расположении. Князь Сенжер велел Артуру обрызгать ближайших бродяг и повторить маневр, когда их сменят другие. Сам же отправился в кабинет Флорентийца, подошёл к окну и укрылся за портьерой. Его тонкий слух различал сквозь толстые стены крадущиеся шаги. Сквозь небольшую щёлку между портьерой и окном князь Сенжер видел, как бродяга прильнул к стеклу, убедился, что в комнате никого нет, и через миг в его руке сверкнул алмаз, которым он стал вырезать стекло. Быстро и ловко справившись с этой задачей, он влез внутрь. Прислушиваясь, бродяга стал осматривать прекрасную комнату. Затем он снял грязные туфли и подошёл к двери, ведущей в соседнее помещение. Вытащив из кармана связку отмычек, он приготовился уже открывать замок, как вдруг тихий и властный голос пригвоздил его к месту:
— Остановись, несчастный, кинь то, что держишь, в камин и стой там, если не желаешь, чтобы тебя сейчас же раздавила плита, которая на тебя спускается.
Вскинув голову, бродяга едва успел отскочить и хотел было броситься на стоявшего посреди комнаты невысокого стройного человека. Но тут же схватился за горло, как будто его что-то душило, и поспешно направил свои шаги к камину. Там он сел на медную решётку, не имея сил держаться на ногах.