"Две жизни" (ч. I, т.1-2)

— Дети ведь теперь постоянно живут у Анны. И если вам приходится их видеть, то не потому, что вы зовёте их, а потому, что они хотят видеть вас. Они бегут к матери и, награжденные сначала поцелуями и сластями, а потом шлепками, возвращаются к Анне, говоря няне: "Пойдём домой". Вам их не жаль, Жанна? Не жаль, что дети называют домом дом чужой им Анны?

— Вы хоть кого доведёте до слёз, доктор И. Неужели только затем я так ждала вас и Левушку сегодня, чтобы быть доведённой до слёз?

— Я, я, я — только эти мысли у вас, Жанна? Вы ни одного лица чудесного, доброго, светлого не запомнили за это время? Образ сэра Уоми не запечатлелся в вашем сердце? — спрашивал тихо И.

— Ну, сэр Уоми! Сэр Уоми — это фантастическая встреча! Это святой, который вышел в грешный мир на минутку. Это так высоко и так — вроде как до Бога — далеко, что зачем об этом и говорить? Он вышел, как улитка показал свои рожки и скрылся, — опустив глаза, тоном легкомысленной девочки болтала Жанна.

Я думал, что грозовая волна от И. ударит Жанну и разнесёт её в куски. Его глаза, расширившиеся, огромные, метали молнии, губы сжались, прожигающая насквозь сила точно хотела вырваться наружу, но… он сделал какое-то движение рукой, помолчал — в полном самообладании — и ласково сказал:

— На этих днях мы с Левушкой уезжаем. Вероятно, сегодня вы видите нас в последний раз наедине, когда мои разговоры, так вас тяготящие, могут касаться дорогих вам людей. У Анны дети жить долго не могут. Она прекрасная воспитательница, но у неё — иные сейчас дела и задачи.

Если жизнь, которую рисует вам Леонид, так для вас заманчива, — идите, наслаждайтесь страстями. Но — уверен — как горько когда-нибудь вы зарыдаете, вспомнив эту минуту! Когда осознаете, что стояло перед вами, кто был подле вас и как вы сами всё отвергли…

Любовь — это не та чувственность, которая сейчас разъедает вас и в которой вы думаете найти удовлетворение. Но всё равно. Что бы я ни сказал вам теперь, вы — слепая женщина, слепая мать. Как слепа та мать, которая видит в жизни одно блаженство — в "моих детях" — и портит их своей животной любовью, так слепа и та, что не видит счастья сберечь и вывести в жизнь порученные ей души, для которых она создала тела, — обе одинаково слепы, и никакие слова их не убедят.

Отправлять ваших слабых здоровьем детей к родственникам, где жизнь груба и где о них будут заботиться не больше чем о собаках или курах, — нельзя. Если они вас стесняют, я могу отправить их в прекрасный климат, в культурное семейство, где есть две воспитательницы, отдающие этому делу и любовь, и жизнь.

Но этот вопрос должен быть решен при мне, пока я здесь, и увезёт их Хава, для которой я прошу у вас крова на несколько дней. Завтра мы зайдём к вам, и вы скажете нам, что решили. А вот и Анна, — нам пора уходить.

Анна, видимо, торопилась, учащённо дышала и была бледна от жары.

— Как я рада, что застала вас, — здороваясь с нами, сказала она. — Но что это с вами, И.? Вы, право, точно Бог с Олимпа, прекрасны, но гневны. Я ещё ни разу не видела вас таким. — Она обвела нас всех глазами, снова посмотрела на И. и вздохнула.

— Я рада, что вы здоровы, Левушка, — обратилась она ко мне. — Но неужели вы оба уедете раньте, чем вернётся Хава?

— Хава будет здесь завтра; она свою задачу выполнила так, как только и могла её выполнить воспитанница сэра Уоми, — ответил И. — Я просил у Жанны приюта для неё на короткое время. Дети, Анна, не могут оставаться у вас. Если Жанна не передумает, — Хава отвезёт их в семью моих друзей.

— Как? — вне себя, бросаясь к Жанне, закричала Анна. — Вы хотите отдать детей? Но вы не сделаете этого, Жанна! Ведь вы сейчас в своей капризной полосе! Это пройдёт, опомнитесь.

— Я именно опомнилась. Я совсем не хочу в монастырь, как вы. И раздумывать много не желаю. Я отдаю детей вам, доктор И. Хава может увезти их хоть завтра, — холодно сказала Жанна, поражавшая меня всё больше. Я не узнавал прежней Жанны, милой, ласковой.

— Жанна, ведь вы на себя наговариваете! Это только ваше слепое упрямство, а завтра будете плакать, — настаивала Анна.

— Не буду и не буду плакать! Что вы все ко мне пристали со слезами? Вы воображали, доктор И., что я буду оплакивать разлуку с Левушкой? Нет, я уже поумнела! — перешла Жанна на вызывающий тон.

— Когда жизнь будет казаться вам невыносимой, когда будете обмануты, брошены и унижены, — оботрите лицо тем пологом, что я вам повесил, — ласково, печально сказал И. Обратитесь тогда к князю как к единственному другу, в сердце которого не будет презрения и негодования. Не забудьте этих моих слов. Вот единственный завет любви, который я могу вам оставить. Не забудьте его.

Голос И., когда произносил он эти последние слова, зазвучал точно колокол. Мне вдруг почудилось, что подле пронеслось что-то грозное, бесповоротное, что положило Жанне на голову венок не из роз, о которых она так мечтала, а из терниев, ею же самой сплетённый.