Две твердыни

— Вон перевал, Сэм! — закричал Фродо, не заботясь о том, что его голос, вырвавшись из душного подземелья, громко и звонко разносится над вершинами. — Перевал! Бежим! Несколько минут — и мы на другой стороне, и никто нас не остановит!..

Сэм побежал за хозяином, стараясь не отстать, но, несмотря на радость освобождения из подземелья, он совсем не чувствовал такой беспечности и все оглядывался на черный ход в пещеру, опасаясь, что чудовище вдруг выскочит за ними в погоню. Ни Сэм, ни его хозяин не знали, не могли представить себе, как сильна и хитра была Шелоба. Из ее пещеры было несколько выходов.

Веками жила здесь страшная тварь, разновидность гигантских пауков, что некогда обитали на крайнем западе, в эльфийских землях, давно затопленных морем.

С такими пауками сражался Берен в грозных горах Дориата, после одного из таких сражений, бродя по зеленым полянам, где растет болиголов, он увидел красавицу Лютиэнь в лунном свете.

Неизвестно, как Шелобе удалось забрести сюда, о временах Великой Тени рассказов не сохранилось. Во всяком случае, она жила тут давно, еще до появления Саурона и до того, как был заложен первый камень Барад-Дура. Она никому не подчинялась, жила для себя, пила кровь людей, эльфов и орков, жирела, пируя в одиночестве, и во мраке плела свои гнусные сети: все живое было пищей, темнота убежищем, черное уродство потомством. Бесчисленные дети, зачатые от несчастных, ею же порожденных самцов, которых она пожирала, расползались по горам и лесам от Эфел Дуата до Дол Гулдура и диких чащоб Лихолесья. Но никто из них не мог сравниться с Шелобой Великой, последней дочерью Унгулианты, кошмаром Сумрачных Гор.

Голлум встретился с ней много лет назад. Смеагол любил бродить по темным подземельям и уже тогда, давно, поклонился ей и присягнул на верность. Он прятал свою слабость в черноту ее злой воли, она словно опекала ее, спасала от света и от раскаяния. И он обещал доставать ей еду, хотя сокровенные желания у них были разные. Вряд ли Шелоба имела понятие о Башнях, Кольцах и прочих хитроумных делах двуногих, это ее не касалось, для всех живущих она желала только смерти, а для себя — тишины, одиночества и сытости. Она хотела есть и толстеть, есть и жиреть, чтобы для ее брюха мало стало места в темных подземельях.

Но до исполнения этих желаний было далеко, а сейчас ей приходилось голодать, потому что крепость над долиной была давно мертва, ни люди, ни эльфы через перевал не ходили. Иногда в сети Шелобы случайно попадал неосторожный орк — это была мелкая добыча, хотя и такую изловить было непросто. Орки усердно прокладывали все новые хитрые тропы, чтобы ходить в свою башню, но паучихе надо было есть, и она ухитрялась подкарауливать жертву, продолжая мечтать о настоящей вкусной поживе. Наконец Голлум доставил ей то, что было нужно.

— Посмотрим, мы посмотрим, — повторял он в самые мрачные свои часы по дороге с Приречного Нагорья к Долине Моргул. — Посмотрим. Кто знает, да, кто знает, может быть, когда Она выбросит кости и одежду, мы найдем нашу Прелесть, это будет платой бедному Смеаголу за вкусную еду. Мы спасем Сокровище и сдержим слово, да, мы не нарушим клятвы. А Сокровище будет нашим, мы добудем нашу Прелесть. И Она об этом узнает, да-да, мы Ее вознаградим, мы Ей отплатим, да, мы всем отплатим!

Такие мысли роились в тайных закоулках хитрой головы Голлума, когда он шел на поклон к Шелобе, пока хоббиты спали, и надеялся скрыть свои тайные планы даже от нее.

Что же касается Саурона, то он знал, где гнездится паучиха, и был доволен, что эта ненасытная тварь стережет его границы лучше любых караульных. Орков у него было неисчислимое множество, стоило ли беспокоиться, если время от времени один из рабов попадал в паутину? Иногда он даже посылал ей в дар пленников, с которых нечего было взять, как человек, который бросает объедки поселившейся рядом кошке и может назвать ее «своей», признавая, однако, ее право на самостоятельность. Они существовали рядом, каждый в своей злобе, не мешая друг другу и не опасаясь соседства. Пленника приводили к ее логову, а назад шел отчет о том, как она развлекалась.

Сейчас паучиха была особо голодна и зла, а в таком случае вряд ли даже муха вырвалась бы из ее сетей.

Бедный Сэм не имел ни малейшего представления о Шелобе, только чувствовал инстинктивный страх перед неведомой опасностью. Страх пригибал его к земле, ноги стали как чугунные.

Опасность грозила со всех сторон; перед ним на перевале, наверное, была вражья стража, а любимый хозяин стремглав бежал ей навстречу, забыв об осторожности. Сзади зиял черный туннель, слева под обрывом залегла тень, как нерастаявший сгусток ночной тьмы. Все вокруг было серым, небо темное, но впереди в окне башни блеснул кровавый отсвет. И еще Сэм заметил, что обнаженный меч, поднятый Фродо, снова горел голубым пламенем.

— Орки! — пробормотал Сэм. — В открытую мы там не пробьемся; в башне орки или еще кто похуже.