Две три призрака

В писательскую среду Филиппу привело замужество. Родившись в семье финансового воротилы, она выросла среди владельцев апартаментов на респектабельной Пятой авеню и роскошных коттеджей на Хемптонских озерах, но Филиппу, подобно многим другим представителям третьего поколения, вовсе не интересовал скучный дедовский бизнес. Ее идеалом стала жизнь английской аристократии времен королевы Виктории, а потому привлекали лишь три развлечения: политика, спорт и искусство. Но в этих областях царили профессионалы, и у любителя шанса на успех почти не было. Филиппа попробовала что-то писать, но из этого не вышло ничего путного, кроме знакомства с младшим редактором «Дэниел Саттон и компания» Тони Кейном.

Чего только не делала ее мать, к тому времени овдовевшая, разве только не била дочь, чтобы предотвратить этот мезальянс. И судьба жестоко ей отомстила. Во время кризиса 1929 года она потеряла все состояние и с тех пор полностью зависела от Тони.

Очень скоро Филиппа поняла, что профессиональные писатели гораздо менее интересны в жизни, чем в своих книгах. Самые талантливые из них и, следовательно, самые выгодные для Тони, были, как правило, плохо воспитаны и весьма неприятны в общении. Казалось даже, что их успехи находятся в прямой зависимости от эксцентричности их поведения. В мире ее отца все было наоборот: финансовые воротилы не любили привлекать к себе внимание.

В конце концов, Филиппа, говоря о писателе, стала всегда добавлять слово «несносный». Откуда они приехали, кто их родители? Этого не знал никто. Они напивались на приемах, без конца просили денег, запутывались в любовных интригах и вслух рассуждали о вещах, о которых не принято упоминать в приличном обществе. И даже редкий блеск гениальности не оправдывал их в глазах Филиппы. С точки зрения финансовой эти люди тоже не вызывали доверия: сегодня они банкроты, завтра — принцы, а послезавтра?.. Даже превратившийся в процветающего издателя собственный муж казался ей авантюристом. Во-первых, он ничего не откладывал на черный день, тратил все, что зарабатывал. Во-вторых, постоянное общение с «несносными» сказалось — и не могло не сказаться — на нем тоже.

Из идеалов юности Филиппа сохранила только преклонение перед талантом. Человеку, которого все считали талантливым, она могла простить и эксцентричность, и даже вульгарность. Но обычная в кругу Тони эксцентричность без таланта была ей невыносима.

— Привет, Фил! — сказал Тони и, бросив папки с бумагами, пальто и шляпу в свободное кресло, уселся напротив жены. — Ну и денек! Мне двойной дибсон, — бросил он официанту.

Закурив сигарету, Тони принялся осторожно сквозь дым разглядывать жену. Глаза его оставались такими же ярко-голубыми, как в юности, хотя за последнее время Тони сильно обрюзг и в его светлых волосах заблестела седина.

— Ну, Тони, что случилось?

— Ничего. Просто у меня был тяжелый день и…

— Дорогой мой, я, кажется, не первый день твоя жена, и ты меня не проведешь. Надеюсь, ты не будешь просить о невозможном. Ну же, кто он? Очередное пугало из-за железного занавеса? Автор очередных «Двадцати лет в стране рабов»? В последний раз, помнится, у нас пропали чайные ложки. И не тогда ли был разбит бабушкин фарфоровый чайник?

— Да нет, совсем не то, — нетерпеливо ответил Тони, принимаясь за коктейль. — У Амоса неприятности.

— У Амоса? Ну что у него еще? — раздраженно спросила Филиппа. — Ты возишься с ним, как нянька. Даже дом ему купил поближе к нам. А он такой скучный.

— Но тебе ведь нравятся его книги, — возразил Тони.

— Только не последняя. Мне кажется, он выдохся.

— Не надо так говорить. — Тони нахмурился и отпил из бокала. — Даже думать так не смей. Амос значит для нас гораздо больше, чем ты можешь себе представить. За четыре года четыре книги, и каждая — бестселлер. Амос — единственный в своем роде. Только благодаря ему фирма «Саттон и Кейн» стала тем, что она есть сейчас.

— И мы не можем без него обойтись?

— Если честно — нет. — Голос Тони обрел необычную жесткость. — Да Амос и не уйдет от нас.

— А если «Даблдей» предложит ему больше?

— Ерунда.

— Почему? Тони вздохнул.

— Я говорю тебе, что Амос от нас не уйдет. Ему можно доверять. Он знает, сколько я для него сделал. Нет, сейчас меня беспокоит его жена.

— Вера? — Филиппа опустила глаза и стала закуривать сигарету. — Я думала, они развелись.

— Нет, Вера провалилась в Голливуде и хочет вернуться. Это напечатано в вечерних газетах.

— Ну а что я должна сделать? Отговорить ее?

— Нет, хуже. — Тони изобразил на лице самую обаятельную из своих улыбок. — Я позвонил в Голливуд и предложил Вере пожить у нас, пока она не устроится в Нью-Йорке. Понимаешь, мне нужно за ней приглядеть. Она согласилась, и я хочу, чтобы ты была с ней поприветливее.

Филиппа резким движением погасила сигарету, едва закурив, и сломала ее.

— Ну нет, Тони! Всему есть предел. Во-первых, приглашает всегда хозяйка. Во-вторых, я и дня не смогу прожить в одном доме с этой авантюристкой. Я сойду с ума… просто сойду с ума.