Две по цене одной

Он — сильный мужчина, при деньгах и власти. Взрослый. Но если взрослый человек видит расстроенную подругу сына на вокзале, зная, что тот далеко… Еще почти девочку! Беззащитную… Он подходит и спрашивает, все ли в порядке? Вот это был бы поступок человека с душой, отца, любящего своего сына. Мог же подойти. Барсегян-старший этого не сделал, а потом предпочел стереть Еву из жизни Арама, будто она и не человек вовсе, а клякса.

— Мне очень жаль, — вдруг загудел он. — Жаль, что тебе пришлось так много выстрадать. Но спасибо тебе за Надю. И знай — если вы с Арамом поженитесь, я благословлю ваш брак.

Он поднялся и ушел, не сказав больше ни слова. Не стал ждать ее прощения. Может быть, ему было не нужно? Или прощение должно случиться по умолчанию?

Но Ева не простила.

Ни Барсегяна-старшего, ни Барсегяна-младшего. Не стало ей лучше после их извинений.

Если Арама она готова простить со временем, как отца ее дочери, то Баграта Арсеновича — нет.

Ева вернулась к украшению торта с тяжелым сердцем.

Как хорошо, что в работе она давно дошла до автоматизма. Как бы ни была расстроена, а руки продолжали выводить идеально ровные розочки, листья, сердца.

После торта пришла очередь эклеров, затем капкейков. Вот так, в трудах и заботах, незаметно проходил ее день. А через несколько часов в «Сахарную» снова заявился визитер по ее душу.

Ева вышла в зал и увидела за тем же столом у стены совсем уж неожиданного гостя — незнакомого мужчину, очень похожего на Арама и его отца. Даже одет так же — в классический черный костюм с голубой рубашкой.

Ева подошла, кивнула, присела напротив и спросила:

— Кто вы и зачем меня звали?

— Привет! — проговорил он так, будто Ева должна ему миллион долларов или даже два.

«Определенно родственник Барсегянов!» — решила она тут же и не ошиблась.

Гость вдруг заявил:

— Не узнала? Виделись. Лет восемь-девять назад. Я Артур, брат Арама. Пришел в глаза посмотреть.

— В смысле? — спросила Ева с прищуром.

— Со мной теперь не разговаривает вся семья. По твоей милости! Говорят, я подговорил какую-то девчонку соврать тебе по поводу брата. Зачем ты им наврала?

— Но я не врала! И не обвиняла тебя! — охнула Ева, сжав руки в кулачки. — Я вообще никого не обвиняла, думала, девушка и правда Арама…

— То есть ты хочешь сказать, что девушка действительно была? Ты ее не выдумала? — спросил Артур, с шумом вздохнув.

— Я сказала правду, — пожала плечами Ева и поджала губы.

Артур смерил ее серьезным, изучающим взглядом. Точь-в-точь, как это делал Арам, недаром братья. А потом решительно заговорил:

— Хочешь верь, хочешь нет, но я к этой истории не имею никакого отношения и никакой девчонки с серебристыми волосами не помню. Амнезией не страдаю, Альцгеймер мне еще долго не грозит, надеюсь. Если бы я с такой спал, запомнил бы, правда? А в моей квартире все девушки были по мою душу, Арам сох только по тебе. Кроме того, я бы не стал подставлять брата, тем более шариться в его телефоне и что-то там стирать. Тебе ясно?

— Но откуда тогда появилась та девушка, если Арам был в больнице? — спросила Ева с сомнением в голосе.

— Понятия не имею, — покачал головой Артур. — Но выясню, обещаю тебе.

Он ушел, а Ева еще глубже погрязла в собственных мыслях.

Кто из троих мужчин семьи Барсегян ей врал?

Глава 53. Самое важное в жизни

Арам сам не верил, что он здесь — в родном городке, откуда уехал со всей семьей. И не у старого загородного особняка семьи Барсегян, а у ветхого одноэтажного дома, где когда-то жила Ева.

Не мог сюда не приехать.

Очень удивился, что покосившийся забор с облупившейся зеленой краской заменил новый белый частокол. Да и сам дом преобразился. На крыше появилась новая черепица, старую обшарпанную дверь заменила новая, резная, да и над крыльцом теперь красовался белый навес. Во дворе прибрано, появилась выложенная камнем дорожка от крыльца до самой калитки. У забора благоухала розами клумба.

В ясный сентябрьский день все эти изменения очень бросались в глаза.

«Продал дом, что ли?» — задался вопросом Арам.

Наверное, надо было позвонить, но он хотел посмотреть гаду прямо в глаза, а не слушать его блеяние по телефону.

Когда-то давно они с отцом Евы договорились: если кто что о ней узнает, сообщат друг другу, несмотря на ненависть и вражду. Этот договор заключили втайне от Барсегяна-старшего.

Арам не знал, выполнил бы условие отец Евы, Иван Соколов, однако он сам — человек слова, потому выполнит.

Арам помнил, каким был Иван Соколов восемь лет назад — убитый горем седой пропойца с красной рожей и без цели в жизни. Настолько никчемный, что даже не смог правильно организовать поиски дочери — всем занималась семья Барсегян. Но, даже несмотря на это, Арам ему сочувствовал, ведь как никто другой знал, каково это — лишиться Евы. Сам он чуть не выл от боли, но даже предположить не мог, каково было ее отцу, ведь это его ребенок. Единственный ребенок.

Проведя с Надей какое-то время наедине, Арам понял — он бы умер внутри, если бы она пропала. Обожал это светлое, позитивное божье создание и представить не мог, какая бы это была боль — лишиться дочери.