Две осады Мальты

После того как алжирец Гассан-паша потерпел неудачу, оба турецких паши разделили между собой направления атак: усилия Мустафы теперь направлялись против полуострова Санглия, а Пиали – непосредственно на город с замком Святого Ангела. Однако Мустафа, помня об уроках Святого Эльма, в своих усилиях не проявил должного напора и вскоре был отбит. Зато Пиали-паша, дождавшись, когда внимание осажденных было приковано к полуострову Сангли, ворвался в одну из брешей, водрузив на ней зеленое знамя, чем поверг жителей города в состояние ужаса. Де Валетт принял непосредственное участие в бою, заклиная рыцарей и солдат не поддаваться страху и сомнениям. «Чем бы ни кончился бой, этот день за нами!» – уверял он своих воинов. Только его прямое вмешательство на этот раз спасло положение. Всё тот же источник, однако, отмечает и героизм рядовых мальтийцев: «Народ мальтийский, женщины, дети, воодушевленные примером гроссмейстера, поражали врагов тучами камней… Бились на кучах мертвых и умирающих, потому что с обеих сторон не имели ни времени, ни средств убирать их. Жан де Валетт появлялся на самых опасных местах, и, казалось, само провидение охраняло его среди стольких опасностей» (Архенгольц. С. 275). Однако на этот раз дело было не в неком провидении, благоприятствующем на войне той или иной стороне, а следствием инициативы рыцаря из Медины итальянца Винченцо Анастаджи во главе отряда примерно из ста всадников, который за неделю до описываемых событий скрывался в окрестностях турецкого лагеря. То ли лихие кавалеристы сумели так замаскироваться, что противник не обнаружил их присутствия, то ли турки в своем лагере оказались беспечными сверх меры, что позднее дон Винченцо отметил в своем отчете: «Лагерь не был окружен траншеей, а турки спали, не выставляя часовых». Неудивительно, что он решил, что настало его время.

Атака мальтийцев-кавалеристов на беззащитный лагерь была молниеносной. Немногочисленная пробудившаяся охрана была перебита вместе с ранеными. В лучших традициях своего времени последовал грандиозный грабеж, увенчавшийся столь же грандиозным пожаром. Образовавшиеся огромные клубы дыма и защитники Бармолы, и осаждавшие его мусульмане поначалу приняли за признаки появления долгожданного дона Гарсии. Пока они предавались созерцанию непонятного явления, пытаясь понять его причины, лихой кавалерист столь же молниеносно возвратился с трофеями в Медину, прежде чем прочухавшиеся командиры мусульман убедились, что дон Гарсия к атаке на лагерь не имеет никакого отношения, но было уже поздно. Главное, мусульмане не реализовали очередного шанса на близкую победу, которая в очередной раз испарилась самым непредвиденным образом. Снова в лагере христиан вздохнули с облечением.

После налета кавалеристов из Медины турецкие военачальники решили, не снимая осады с Сенгли и Биргу, разобраться с этой крепостью, благо она находилась всего в 12 километрах от их главного лагеря на берегу. К этой операции они приступили практически без промедления, возможно, рассчитывая перехватить кавалеристов Анастаджи при возвращении. К своему изумлению, они увидали на стенах крепости множество испанских солдат, оказавшихся там самым неведомым образом. Сюрприз произвел на мусульман тем большее впечатление, что, ожидая встретить до предела истощенного и изнуренного противника, воины Аллаха, целиком полагаясь на его поддержку, не взяли с собой артиллерию. Тратить время накануне наступления штормовой поры им совсем не хотелось, и они были вынуждены вернуться в свой лагерь на побережье под прикрытие флота. «Гарнизон» Медины на ее стенах испустил вздох облегчения, поскольку состоял из женщин и детей, переодетых в солдатские доспехи.

Этот «обман» последующие историки им простили, возможно, с учетом ожидавшей их судьбы в случае успеха воинов Аллаха, не отличавшихся, как известно, покладистым характером. Правда, спустя всего десять дней мусульмане поступили аналогичным образом, имитируя прибытие подкрепления на тридцати галерах, переодев в облачение янычар всех кого можно и кого нельзя, вплоть до недавних пленников, что, впрочем, не изменило их положения к лучшему. Если в Медине путем переодевания христиане все же добились своего, то мусульмане, используя такую же хитрость, ничего не получили после колоссальных боевых потерь в личном составе, помимо разнообразных болезней (особенно дизентерии). При этом падение боевого духа достигло такого уровня, что Аллах уже ничем не мог помочь своим правоверным, ежедневно возносившим молитвы к его стопам.