Две недели зимних четвергов

— Нет, — сказал председатель. — Мы можем долго разговаривать, но все это бесполезно. Вам трудно нас понять. Мы и сами не всегда понимаем себя. Но одно я знаю точно. Если я сейчас отдам вам их, зная, что вы с ними сделаете, то никогда в жизни себе этого не прощу. И поэтому буду защищать их от вас любыми средствами.

— Хорошо, — сказал пришелец. — Вы — это еще не все жители планеты. Зовите своих людей, и мы спросим у них. Я верю, что разум возобладает над эмоциями. Зовите-зовите, вам ничего не угрожает с нашей стороны, должны были бы уже понять. Ведь у нас даже оружия против вас нет, кроме этих маломощных парализаторов.

— Ну хорошо, — решился председатель. — Егор, дай мне его пистолет и сходите с Петровичем, народ соберите. Только пусть у дома Ивановича кто-нибудь останется. На всякий случай.

13

В окно постучали. Когда стук раздался снова, уже сильнее, его наконец услышали и умолкли.

— Совсем об охране забыли, — сказал председатель. — Егор, посмотри, кто это.

Егор взял двустволку вышел. Под окном стоял лохматый — второй из искателей икон. Егор поднял ружье.

— Что надо?

— Я парламентер, — угрюмо сказал лохматый.

— Чего? — удивился Егор.

— Парламентер я. Для переговоров пришел.

— Для каких переговоров?

— Да эти меня послали. Веди к вашему главному.

Егор немного поколебался, не дать ли этому парламентеру сразу в ухо, но потом махнул стволом:

— Пошли.

В комнате курили. «Парламентер» как-то сразу определил, что главный тут председатель, и сказал, обращаясь только к нему:

— Велели передать, что если вы ихнего отдадите, то они вашего отпустят.

— Какого нашего? — не понял председатель.

— Ну этого, с мотоциклом, здорового.

Егор увидел, что под глазом у лохматого расплывается большой синяк. «Молодец, Петр Серафимович!» — подумал он.

— Неужели Петька не прорвался? — поразился председатель.

— У него мотоцикл не завелся. Я к нему подошел, а он драться… грустно сообщил лохматый.

— Мы предусмотрели этот ваш ход, — сказал пришелец. — Ни один двигатель сейчас здесь работать не может. И связи не должно быть.

— Техника, значит, передовая? — неприятным голосом осведомился председатель. Пришелец промолчал.

— Так что же вы с вашей техникой не придете и не заберете «зайцев»? — не отставал председатель.

— Неужели вы не понимаете, что мы не можем применять к вам силу? устало сказал пришелец. Он, видимо, уже понял, что ничего из его затеи не получится. Два часа дебатов ни к чему не привели. Фильм, показанный еще раз, теперь уже всем, впечатление произвел. Тихо матерились, расспрашивали пришельца о подробностях войны. Тот немногословно отвечал. Но когда он повторил свою просьбу, а председатель добавил о судьбе «зайцев» в случае выдачи их «монахам», то тихо материть стали пришельца. Не в лицо, конечно, а в сторону, но так, что понятно было, кому адресовано.

Все «зайцев» видели, все знали, что это дети, которых судьба случайно занесла в гущу военных действий. А потому и двух мнений быть не могло: дети-то здесь при чем, если отцы воюют?

— Ладно, — сказал председатель, — хватит разговоры разговаривать. По-моему, все ясно. Что нас защитили — земной поклон вам и спасибо. Но детишек на погибель мы вам не отдадим. И это наше последнее слово. Так, товарищи?

Товарищи одобрительно загудели.

— Все, закругляемся! — подвел черту председатель. — Как обмен пленными будем производить?

— Помогите добраться до машины, где меня ранило, — сказал пришелец. — Я сообщу своим о вашем решении. Планету мы будем прикрывать по-прежнему, но ваш населенный пункт будет под особым контролем.

— Это пожалуйста, — сказал председатель. — Только не пытайтесь какую-нибудь каверзу устроить. Сразу вас предупреждаю, чтобы потом неприятностей не было.

Пришелец молча кивнул и стал засовывать в плащ телекубик и ненужные теперь маску и очки. Егор протянул ему парализатор.

14

Петрович и Егор, по-пионерски сплетя руки в сидение, несли раненого пришельца. Тот обнимал их за плечи. Светало, и единственная улица села была видна из конца в конец. В отдалении у «Жигулей» стояли несколько фигур в черных плащах и среди них злой и растерянный Клюев.

— Может быть, это и к лучшему, — сказал вдруг пришелец, ни к кому особенно не обращаясь. — Эти дети могут со временем стать связующим звеном. Хотя многим у нас эта мысль очень не понравится…

— Ничего, — сказал Егор. — Привыкнут!

Больше они не разговаривали. Молча передали его товарищам, молча забрали Клюева и, холодно раскланявшись, разошлись. Отряд самообороны стоял поодаль, наблюдал.

Клюев возбужденно заговорил:

— Я им ничего не сказал! Письмо съесть успел, фотографии порвал. А кассету они не нашли.

— Нормально, Петр Серафимович, — улыбнулся Егор. — На память тебе останется.

Вернулись сначала все к дому председателя. Петрович вывел из кладовой сидевшего там яйцеголового.

— Вареник! — заорал тот, увидев своего компаньона. — Вареник! Бабки-то — фальшивые!

— Как? — опешил тот.

— Так! Номера одинаковые!

— Брешешь! — взревел Вареник, таща из-за пазухи толстенную пачку сотенных купюр.