– Пожалуйста, – отозвался Джек. – Вступите в Общество анонимных алкоголиков.
– Спасибо, – глухо сказал Стайлз. – Вы мне очень помогли. Моя мать твердит то же самое.
Он шумно отхлебнул мартини.
– Скажите, – продолжал он, – как будет звучать мой голос? Услышат ли в нем зрители искренность и волнение? Горечь и силу? Мужество и грусть? Понравлюсь ли я девушкам, Джек? Моя судьба в ваших руках. Отнеситесь к этому серьезно.
– Я отношусь серьезно к любой работе, – сказал Джек.
– Когда картина выйдет на экран, я, возможно, вчиню вам иск за искажение художественного образа.
Стайлз громко засмеялся над своим каламбуром.
Тысяч на пятьсот. Эти полмиллиона будут для меня не лишними. Особенно когда станет известно, что в Риме режиссер пригласил какого-то клерка дублировать мою роль. Дома цена на меня здорово подскочит, верно?
Прекратите жаловаться, – сказал Джек; залитый джином, пахнувший перегаром, вцепившийся в него актер, который приблизил свою искаженную гримасой физиономию к лицу Джека, уже начал порядком раздражать Эндруса. – Вам некого винить в ваших неудачах, кроме самого себя.
– Самая печальная фраза из всех когда-либо произнесенных и написанных, – сказал Стайлз; его рот растянулся в улыбке, на губах пузырилась слюна.
Сделав неловкое движение рукой, он задел бокалом плечо Джека. Бокал упал на пол и разбился. Стайлз даже не поглядел на осколки.
– Так им и надо, – сказал он, воинственно посмотрев по сторонам. – Мерзавцы даже не пригласили меня. Я тут – пария. Меня сторонятся как прокаженного. Но я все равно пришел. И у них не хватило духу сказать: вали отсюда, приятель, эта вечеринка – только для леди и джентльменов. Я пришел из-за вас, Джек. Я ваш старый поклонник. Захотел увидеть вас. Вы тронуты?
– Почему бы вам не пойти домой и не проспаться? – сказал Джек.
– Вы ничего не понимаете, Джек. Стайлз скорбно покачал головой.
– Большой, взрослый человек, а ничего не понимаете. Чтобы заснуть, мне надо выпить еще кварту…
– Желаю хорошо провести время.
Джек собрался отойти, но Стайлз своими дрожащими, но цепкими пальцами удержал его за рукав пиджака.
– Минуту, Джек, – сказал Стайлз. – У меня есть предложение. Его голос понизился до громкого, хриплого шепота. Губы
Стайлза как-то обмякли, расслабились.
Уезжайте. Уезжайте из города. Скажите этому подонку Делани, что вы передумали. Что вам мешает гордость. Что ваша жена при смерти. Что угодно. Уезжайте сегодня вечером. А, Джек? Я компенсирую ваши потери, сколько бы они ни собирались вам заплатить. Из моего собственного кармана, – с отчаянием произнес он; Стайлз поморгал, словно пытаясь удержать слезы, глаза его налились кровью. Устройте себе отпуск. За мой счет. Если вы согласитесь, я дам вам обещание до окончания работы над картиной не притрагиваться к бутылке.
Стайлз замолчал и отпустил рукав Джека. Он громко рассмеялся и вытер рот.
Я, конечно, пошутил. Черта с два, я не дам вам и цента. Я хотел увидеть вашу реакцию. Какое мне дело до всего этого? Фильм в любом случае получается дерьмовый. Может быть, я найму вас дублировать мой голос во всех моих будущих картинах. Возможно, я обрету новую жизнь в кинематографе. Не скучайте в Риме, братец.
Хлопнув Джека по плечу, он отошел к окну, распахнул его и замер перед ним, всматриваясь в темную улицу, вдыхая свежий воздух, широко улыбаясь.
Джек собрался уйти, хотя до свидания с Вероникой еще оставалось время, но тут он заметил, что Делани жестом подзывает его к себе. Вдыхая аромат духов, он пробрался сквозь беседующих гостей. Двое докторов пили грейпфрутовый сок из бокалов для шампанского.
– Здесь есть врач, – произнес один из медиков, судя по акценту, уроженец Миннесоты, – который утверждает, что добился поразительных результатов в лечении колита. Он кормит своих пациентов одним картофельным пюре в течение пяти дней. Каждые два часа. Другой пищи они не получают. Четыре килограмма пюре в сутки.
– Что этот мерзавец говорил тебе? – спросил Делани, когда Джек подошел к нему. – Ну… Стайлз?
– Он пожаловался, что его сюда не пригласили, – ответил Джек.
– Это не помешало ему явиться, верно? – заметил Делани. – Что-нибудь еще он сказал?
Обещал заплатить мне, если я уберусь из города, – сообщил Джек. – Чтобы остановить дублирование.
– Значит, ему все известно, – произнес Делани.
– Морис, – снисходительно улыбаясь, сказал Тачино. – Что вы хотите? Это Рим. Последние три тысячи лет здесь никому не удавалось сохранить что-либо в тайне.
– Если он что-нибудь выкинет на съемочной площадке, я дам ему по физиономии, – сказал Делани, глядя в сторону стоящего у окна Стайлза.
Тачино пренебрежительно посмотрел на актера.
Отныне он будет вести себя хорошо, – сообщил продюсер. – Я задержал ему на месяц выплату гонорара. У него нет денег на выпивку.
– Теперь я бы голосовал за сухой закон, – сказал Делани. – Особенно для актеров и писателей.
Он пожал плечами, как бы закрывая тему.
– И Клара, – воинственно добавил Делани. – Я видел, как она что-то шептала тебе. Что у нее на уме?
– Она собирается нанять хорошую повариху, – сообщил Джек, – чтобы по вечерам тебя ждал дома превосходный обед.