Две любви

- Amen,- ответила Элеонора ясным, презрительным голосом.- После молитв надо подумать и о делах. Оседлаем лошадей и отправимся навстречу к императору и поможем ему в его горькой нужде. Выступим в строгом порядке, пошлем вперед разведчиков и будем всегда готовы с оружием встретить неприятеля. Когда император с остальными немцами будет в безопасности, то вернемся сюда, и они отдохнут на берегу этого прекрасного озера. Потом начнем снова поход, но благоразумно, избрав самую безопасную дорогу и не теряя на разведывании своих сил, которые нам необходимо сохранит для победы.

- Император, вероятно, будет здесь завтра и без нашей помощи,- сказал король с неудовольствием.- Не для чего нам идти к нему.

- Если он уже так близко, то выступим сегодня! - воскликнула Элеонора.Даже сейчас. Стыдно нам сидеть праздными, когда в нас нуждаются крестоносцы.

Король ничего не отвечал, но слова Элеоноры, шепот одобрения присутствующих рыцарей и нетерпеливое бряцание мечей и кинжалов послышались среди толпы при мысли о сражении.

Элеонора встала, она не была утомлена своей ужасной скачкой и тяжелым падением с лошади, в глазах ее сверкала гордость. При всяком вопросе, большом или малом, она, по необходимости, должна была брать верх над королем в глазах всех; это была ее ежедневная пища. Она выпрямилась во весь рост, как бы желая показать всем свою красоту и силу. Низко опускавшееся солнце падало сквозь отверстие палатки прямо на ее лицо, но не ослепляло ее глаз.

- Знатные дворяне и бароны, рыцари Гиени и Франции,- произнесла она.Наши странствования сегодня окончились, а завтра начнутся битвы. Ваши братья в опасности, наши враги перед нами. Крестоносцы к оружию!

- К оружию! - повторили хором все присутствующие, и в воздухе раздался как бы созвучный аккорд всех сердец.

Когда она встала, то встали и все рыцари. Только король продолжал сидеть, наклонив свое бледное лицо и скрестив руки на рукоятке своего меча, находившегося между его коленями. Королева не произнесла более ни слова и, не смотря на короля, как будто она одна была государем, сошла по ступеням на пол палатки. Три рыцаря: один из Гасконии, второй из Пуату, а третий из ее собственной Гиени, составлявшие ее почетный караул, последовали за ней, и она, улыбаясь, торжественно двигалась между двумя рядами рыцарей. Многие из них хотели с ней заговорить, но первый нарушил молчание граф Монферат.

- Ваше величество,- сказал он, низко кланяясь,- я славлю Бога и св. Троицу за то, что вы спаслись от опасности. Прошу вас принять выражение моего почтения и поздравление всего Монферата.

- И Бурбонского графства! - воскликнул другой голос рядом.

- И Савой!

- И Куси!

- И Куртенэ!

- И Метца!

Со всех сторон раздавались голоса рыцарей, которые теснились вокруг королевы. Они не видели ее с тех пор, как она потерпела такое странное падение с лошади.

- Благодарю вас,- сказала она с равнодушной улыбкой,- но если вы меня действительно любите, то должны поблагодарить того, кто спас мне жизнь.

- Мы уже к нему ходили,- сказал Монферат.- И его благодарили. Если вы, ваше величество, мне его передадите, то я ради вас окажу ему всевозможные почести.

- Он вассал,- сказала Элеонора.- Он бедный английский дворянин, у которого отняли его поместья. Он друг молодого Генриха Плантагенета.

- Друг мальчика! - со смехом произнес граф. Но Элеонора внезапно сделалась задумчива; кроме красоты, блестящей юности и нетерпеливой страсти, она еще отличалась рассудком и знанием людей.

- Мальчик,- промолвила она наконец.- Да, ему не больше четырнадцати лет; но есть мальчики, которые не дети, даже в колыбели, а бывают люди, которые остаются детьми, хотя они выросли из своих пеленок, и у них прорезались молочные зубы. Все-таки они вечно пищат и хнычут.

Рыцари молчали, зная, что смелая королева намекала о муже.

- Что касается этого англичанина,- сказала она после минутного молчания,- то он мне не принадлежит, и я не могу отдать его вам. К тому же, я должна сама оказать ему почести, а не вы. Это - мой друг.

Она милостиво улыбнулась, потому что всегда была довольна, когда хвалили при ней Жильберта. Вместе с тем она радовалась, что никто не догадывался о том, какую честь она оказала бы ему, если бы он согласился. Между благородными рыцарями старыми и молодыми многие днем и ночью мечтали о ее красоте, но не смели поднять на нее глаза.

Вслед за этим она удалилась со своими рыцарями, и почти все присутствовавшие последовали за ней, покинув короля.

Когда она исчезла, то король встал, отдал свой меч камергеру, стоявшему рядом, и пошел в соседнюю палатку, где была устроена часовня. Его глаза были опущены, а руки скрещены, как будто он шел в церковной процессии. Неожиданно раздался звон колокольчика.

Солнце садилось, и уже наступило время вечерней службы. Король встал на колени перед богатым алтарем, и, помолившись о силе и храбрости для одержания победы за святой крест, он также вознес к небу в глубине своего сердца мольбу, чтобы небо тем или другим способом освободило его от дьявольской женщины, которая тяготила его жизнь и губила душу.

III