Две любви

Французская армия располагалась лагерем в Константинополе около трех недель, и греческий император употреблял все средства, чтобы избавиться от этой назойливой толпы, не оскорбляя слишком царственных гостей. Армия Конрада, по его словам, одержала большую победу в Малой Азии. Гонцы, покрытые пылью, приезжали в Хризополис и, переплыв Босфор, появлялись перед королем и королевой Франции. Они повествовали о великих и славных воинственных подвигах немцев против неверных. Пятьдесят тысяч сельджуков утонули в собственной крови; в три раза большее их число убежало с места сражения и развеялось, истощенное и раненое в восточных горах, покидая несметные добычи золота и серебра в руках христиан. Если бы французы пожелали часть крестовых побед, или надеялись иметь долю в этой великолепной добыче, то было давно пора пускаться в путь, чтобы присоединиться к немцам.

Между тем Людовик хотел оттянуть выступление, чтобы завершить месяц молитв и благодарственных молебнов за счастливо совершенный поход. Многие из его свиты охотно провели бы весело остаток времени их пребывания на очаровательных берегах Босфора и Золотого Рога, но королева устала от слишком долгого предисловия неизданной истории ее армии. Она становилась нетерпеливой, перешла на сторону греческого императора и верила всей лжи, какой его снабжало воображение. Таким образом эта громадная толпа была переправлена в Азию на барках и подвигалась быстрым переходом к Никейской Долине. Крестоносцы раскинули свой лагерь близ Асканийского озера и ожидали немцев, когда курьеры принесли им известие, что немецкий император желает сделать Никею местом свидания.

Но эти курьеры были все греки, заинтересованные обмануть французов, которые много дней напрасно его ожидали, отбирая в стране все, что только могли взять, хотя она была под владычеством христиан, и никто из жителей не мог защищать своего имущества против крестоносцев.

Среди французов было много таких важных вельмож, простых рыцарей или бедных оруженосцев, которые считали смертным грехом не взять с чужеземца чего-нибудь, не заплатив ему. Он явились из любви к вере, будут сражаться за веру, ожидая единственного вознаграждения от веры. Однако, так как ничего нет определенного в логике, кроме ее сравнения с реальными вещами, то в том путешествии со святой целью злые следовали за добрыми алчными массами, как шакалы и вороны проходят по пустыне по следам льва. Дороги, по которым они подвигались, земли, на которых раскидывали свой лагерь, оставались опустошенными, как в Палестине хлебные поля в июне месяце, когда бич саранчи все пожирает с востока на запад.

После, многодневного перехода они прибыли на место стоянки, покрытые грязью, побелевшие от пыли, усталые и с больными ногами. Их лошади хромали, мулы были обременены тяжелой ношей тех, которые умерли в дороге. С длинными бородами, нечесаными волосами, они походили скорее на толпы варваров, снующих в равнинах Азии, чем на дворянство Франции и крестоносцев высокого рода. Когда они делали привал возле ручья, реки или озера, то поднимался спор, кому первому напиться; та же борьба происходила из-за купанья лошадей или животных, так что иногда люди и мулы были с вывихнутыми ногами и раненые, и многие были убиты; но это было неважно в такой громадной толпе. Лопаточки земли было достаточно для человека, и если можно было найти священника, чтобы благословить тело, все было хорошо, так как покойник умер по дороге в Иерусалим. Шакалы и дикие собаки следовали за армией и пожирали павший скот. Затем, когда первое смятение проходило, и жажда с голодом были удовлетворены, вынимались палатки с колами, и раздавался шум больших деревянных колотушек, ударявших по колам. Несмотря на то, что армия, проходя Европу, раскидывала палатки в различных местностях, их цвет был еще блестящий, и вымпел развевался живыми полосами, выделяясь на небе. Вскоре, когда первая работа была окончена, и маленькие деревушки из зеленого, красного, алого и белого полотна были построены в длинные, неправильные линии, дым бивачного огня поднимался спиралью, и багаж, свертки и мешки раскрывались, а их содержимое раскладывалось. Как будто в знак большой радости, мужчины и женщины выбирали лучшие одежды, самые богатые украшения, так что, когда они находились перед раскрытыми палатками, устроенными для часовен, по одной для каждой маленькой группы соотечественников или соседей, и затем вместе, согласно рангу, ели и пили около полудня, под обширными навесами или под ясным небом в прохладный вечер,- это было действительно прекрасное зрелище, и все сердца облегчались. Каждый из сражавшихся чувствовал, что его храбрость укрепилась при мысли, что он также играл роль в славном предприятии.