Две линии судьбы

Глаша пыталась расспросить Лизу, чем она занимается сейчас, каким делом, есть ли для нее интересная работа, на что адвокат сказала, что, похоже, отравили одну молодую женщину сулемой, она была очень богата, ее квартира буквально нашпигована тайниками с хранившимися в них сокровищами, среди которых имеются уникальные вещицы из драгоценных металлов, украшенные самоцветами.

Они не успели как следует поговорить — пришел Адам и забрал Глафиру. Сказал, что она больше не будет работать, он запрет ее дома и вообще никуда не выпустит. Лиза подумала — а поверит ли Глаша мужу в том, что он не имел никакого отношения к ее похищению? Скорее всего, решила Лиза, не поверит. Главное, чтобы они не разругались и радость от встречи взяла верх над разными обидами и недоверием.

Что удивляло Лизу — так это ее нежелание призвать «Алевтину» к ответу. Больше того, Лизу даже восхитила эта дерзкая идея — таким оригинальным, нестандартным образом заработать деньги. Конечно, если бы на месте «Алевтины» оказалась дама более опасная и настоящая преступница в душе, то и чувства по отношению к ней у Лизы возникли бы соответствующие. А эту странную особу Лиза воспринимала как женщину «немного не в себе», находящуюся на той грани, когда ее уже весьма скоро можно будет назвать социально опасной.

Главное, Глафира жива, она наконец-то вернулась! И эта радость затопила собою все остальные, негативные чувства.

— Салют! — поприветствовала хозяйку Глафира. — Надеюсь, меня еще не уволили?

— Глаша! — Лиза поднялась ей навстречу, подруги обнялись. — Вот уж не думала, что увижу тебя так скоро. И как это Адам отпустил тебя?

— Я же не его собственность, — пожала плечами Глафира. — Знаешь, чтобы прийти в себя, мне надо чем-то заняться. Пожалуйста, дай мне какое-нибудь задание. Ты не представляешь, какой прилив сил я испытываю!

— Что ж, я как раз собралась поехать по одному, на мой взгляд, довольно-таки интересному делу.

— Далеко?

— В Масловку.

— Это деревня?

— Да, и она далековато отсюда, примерно час езды.

— С удовольствием прокачусь с тобой.

— Вот и отлично. По дороге я введу тебя в курс дела. Глаша, господи, как же я рада тебя видеть!!!

Когда они подъезжали к Масловке, небо потемнело, налилось фиолетовой яркостью и все краски лета приобрели какое-то особое, пасмурное очарование. Глаша открыла окно в машине, высунула голову и вдохнула густой запах полей.

— Знаешь, Лиза, как-то по-другому начинаешь воспринимать жизнь после того, как чуть не потеряла ее… Все вокруг стало таким невероятно красивым, дорогим сердцу, бесценным, я бы даже сказала! И столько восторга в душе! Возможно, это мое состояние временное, и оно вполне объяснимо, но все равно я ловлю себя на мысли, что благодарна этой «Алевтине». Она заставила меня испытать такую нервную встряску… Что же касается истории, которую ты мне рассказала, то интуиция подсказывает мне, что все дело в наследстве Козельских. И в то же самое время ты говоришь, что ее тетка Валентина собирается от него отказаться. Ты в это веришь?

— Знаешь, она была весьма убедительна. Да и ведет себя так, словно боится, что ее заподозрят в убийстве племянницы. Поэтому она даже высказывает желание, чтобы нашелся настоящий, более близкий наследник Сони. Еще Валентина обеспокоена тем, что все эти сокровища, которые она нам с Димой демонстрировала, могут разграбить. Поэтому она и сбежала из больницы, куда ее привезли сразу после того, как мы с Любашей обнаружили ее на полу в квартире, и вернулась домой.

— Ну что ж, это лишний раз доказывает, что в квартире хранятся действительно очень ценные вещи. Ладно, поищем родственников Козельской.

Машина запетляла по узкой, давно не ремонтированной дороге, приближаясь к скромному указателю на Масловку. Показались деревянные дома, мимо окон машины поплыли сады и огороды…

— Сейчас будет дождь, — вздохнула Лиза, сворачивая на центральную улицу деревни. — Надо бы найти сельский магазин и расспросить там о Козельских.

В магазине вкусно пахло хлебом. Словно само помещение, обшитое изнутри старыми деревянными панелями, было выпечено из муки. На самом деле хлеб занимал всего лишь одну из четырех деревянных полок и внешне отличался от городских «кирпичиков» своим размером, явной воздушностью, оранжевостью корочки и ароматом. Лиза подумала, что Глафира немедленно купит этот потрясающий хлеб и примется поедать его, такой вкусный и свежий, прямо в машине, как это бывало раньше. Но Глафира, казалось, вообще не обратила на него внимания. Она подошла к продавщице, крашеной блондинке с плоским веснушчатым лицом, откровенно скучавшей за прилавком с мухобойкой в руке, и принялась задавать ей вопросы.

— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, здесь, в Масловке, проживают Козельские?

Продавщица сощурила густо накрашенные глаза, призадумалась и выдала:

— Нет, не припомню. Вернее, когда-то они точно тут жили, потому что фамилия уж больно смешная. Но сейчас — нет. Может, кто из баб наших носил эту фамилию, да потом сменил, но что-то ни одна мне на ум не приходит… Ищете кого-то? Так вы имя назовите.