Две королевы

Александр Дюма Две королевы

Часть первая

I

Начиная с описания того времени, к которому мы наконец подошли, эти мемуары будут разделены на две совершенно самостоятельные части: содержание первой составит история жизни Виктора Амедея вплоть до его кончины, наступившей в прошлом году; все подробности событий тех лет стали доподлинно известны мне от моего сына, зятя и двух-трех надежных друзей, в том числе от знаменитого немого и дона Габриеля, которые тогда были еще живы.

С этого мы и начнем наш рассказ. Затем, если у меня достанет смелости, я приподниму густую вуаль, скрывающую немало тайн испанского двора, куда явилась царствовать сначала одна из дочерей Месье, а затем — дочь Виктора Амедея.

Мне довелось узнать то, что, уверяю вас, мало кому известно, и, если Всевышний продлит мои дни, я пролью яркий свет на этот период истории.

Вернемся же в Савойю. После своего бегства я по-прежнему оставалась в курсе происходивших там событий — мои друзья сообщали мне обо всем.

В обширной корреспонденции, которую я сохранила, чуть ли не день за днем было описано все, что происходило при савойском дворе: меня оповещали о делах и переживаниях принца, обычно не скрывавшего своих чувств, если, конечно, они не касались политики, ибо в делах государства он был особенно скрытен.

О моем похищении герцог узнал во время смотра отрядов ополчения, сформированных на средства горожан, в тот самый час, когда его приветствовали возгласами, исполненными преданности и восторга.

Один из офицеров подошел к нему и сообщил эту новость. Герцог чуть не закричал от досады, но тут же овладел собой: государь возобладал в нем над человеком.

Он продолжил смотр, обратившись к ополчению с обычным своим красноречием, но, исполнив свой долг и вернувшись в палатку, впал в ту дикую ярость, приступам которой был подвержен всегда, а с годами все больше. Он даже не стал выслушивать подробный рассказ о моем бегстве, терзаясь лишь тем, что я безусловно уже принадлежу его сопернику, а бросился в деревню, откуда меня увезли, и стал расспрашивать хозяина гостиницы, но ничего от него не узнал; тогда он потребовал, чтобы ему показали комнату, где я останавливалась, и весь постоялый двор, и после этого дал волю своему безумному отчаянию.

Письмо мое не разгневало, а напротив, успокоило герцога. Он прочел его довольно невозмутимо, затем отправился в Турин и, словно сообщая какую-то незначительную новость, заявил герцогиням:

— Французы похитили графиню ди Верруа.

— И она больше не вернется? — оживилась его супруга.

— Не думаю, что ей это удастся: эти люди не отпустят ее.

Герцогини обменялись взглядами, удивившись этой невозмутимости и этому спокойствию принца; они больше ничего не сказали, опасаясь навлечь на себя его упреки, — к тому же супруга герцога и сама не знала, огорчаться ей или радоваться. Что же касается маркизы ди Сан Себастьяно, слышавшей этот разговор, ее сердце просто затрепетало от счастья: она уже видела, как занимается заря ее царствования, а тон, которым его высочество сообщил о моем отъезде, вполне убедил ее, что государь далеко не безутешен.

Никому, даже самым близким людям принц никогда не доверял своих мыслей по этому поводу. Он пожелал написать мне ответ, и это письмо по-своему увековечило безграничное величие его души и благородство его чувств:

«Вы были свободны, сударыня, и если покинули меня, то, наверное, потому, что наш союз тяготил Вас, эти цепи казались для Вас слишком тяжелыми, — следовательно, Вы правильно поступили, порвав их.

О детях Вам не следует волноваться, ведь они мне не чужие, а это означает, что им не придется завидовать ничьей судьбе. Так же как и я, они будут помнить, что принадлежат Вам и никогда Вас не забудут.

Что же касается Вашего имущества, мебели и других вещей, Вы ничего не должны потерять. Все будет отослано Вам в Париж по тому адресу, который Вы укажете. Я передал Вашу виллу нашей дочери: вилла должна принадлежать только ей. Вам перешлют наличными сумму, соответствующую стоимости имения, а также денежную компенсацию за все земли, которыми Вы владеете в Пьемонте и Савойе.