Две дороги

— Документы, — приказал следователь и отложил ручку.

— Пожалуйста.

— Дружиловский Сергей Михайлович?

— Так точно.

— Документ без фото... так что...

— Запросите Гатчину.

— Вот вам бумага, извольте подробно описать свою жизнь от рождения и до... спекуляции спиртом, — строго сказал следователь и ушел.

В комнате у двери остался бородатый солдат с винтовкой.

По следственному делу банды спекулянтов видно, что чекисты считали Дружиловского мелкой фигурой, но поначалу они допрашивали его ежедневно. Хотели выяснить, откуда он узнал о доме в Сокольниках, но он о своих друзьях из ресторана «Аврора» упорно молчал.

Были очные ставки с хозяевами дома. Женщину он узнал, и она подтвердила, что продала ему бидончик спирта из запасов мужа. Приводили ее мужа, толстого, с бритой наголо головой.

Через месяц из внутренней тюрьмы ВЧК Дружиловского перевели в Бутырскую и перестали допрашивать. Уже наступило лето, тополь посреди тюремного Двора ронял нежный пух, который покрывал высокий подоконник окна и шевелился там от сквозняка, будто живой. Дружиловский наблюдал за ним со своего места на нарах, и ему с острой тоской вспоминалось детство — невозвратное рогачевское приволье.

Однажды навестил буфетчик Павел Григорьевич. Они несколько минут разговаривали через проволочную сетку в присутствии часового.

— Все прекрасно, не волнуйтесь, — сказал Павел Григорьевич, глядя на него из-под нависших век строго и требовательно. — Саша вам кланяется, он не смог прийти, приболел. Скоро увидимся. Только на суде не качнитесь, — тихо добавил он одними губами.

В августе, наконец, наступил день суда. Долго и терпеливо выяснялись преступные связи обитателей домика в Сокольниках с другими шайками спекулянтов. О Саше Ямщикове и Павле Григорьевиче речи не было. Дружиловского допрашивали мало, а когда спросили, он рассказал про свой бидончик и про то, как хотел порадовать спиртом дружков по летной школе. Двоих обитателей домика в Сокольниках суд приговорил к расстрелу. Дружиловский расширенными глазами смотрел, как их уводили из зала суда, у него дрожали колени.

За отсутствием доказательств, что единовременная покупка спирта была произведена в спекулятивных целях, Дружиловского приговорили к шести месяцам тюремного заключения с зачетом пребывания в тюрьме до суда.

Где и как Дружиловский провел лето и зиму, неизвестно, но в мае 1919 года он объявился в Гатчине. Кира Николаевна, рыдая, повисла на нем и никак не могла успокоиться.

— Я умираю от голода, — сказал он трагическим голосом.

Она внимательно посмотрела на него, и глаза ее округлились:

— Боже! Что это с тобой? — прошептала она, смотря на его землистое лицо, ввалившиеся щеки и обвисшие усы.

— Пять дней ничего не ел...

Она стала его раздевать, поливала горячей водой на руки, потом бросилась на кухню и принесла еду в столовую.

Он долго и молча ел, а она сидела напротив и, подперев пухлый подбородок, смотрела на него.

— Милый, где же ты пропадал?

— Там меня нет... — жуя, пробормотал он.

— Боже, что я тут пережила! Если бы ты знал! Пошла в твою школу. «Нет, — говорят, — вашего Дружиловского и не будет». Представляешь? Три дня проплакала. Потом пошла к гадалке. «Он жив», — говорит. Господи, что я только не передумала! Опять пошла к гадалке — нет ли у меня соперницы?

— Мне бы к ней сходить и поспрошать о своих соперниках, — улыбнулся он.

— Ты про генерала? Сгинул он, как сквозь землю провалился, — радостно сказала она.

— Ну смотри, — погрозил он очень серьезно. — Я все узнаю. Если что, пожалеешь.

Она с радостными слезами прижала его голову к груди, стала целовать. Он не противился, целовал ее и думал, что все идет хорошо, по плану...

Ночью долго не спали, сговаривались, что делать дальше. Он рассказал ей, как ездил по Крыму и нашел в Гурзуфе, вблизи Ялты, то, что им нужно. На самом берегу, над морем, с садом и огородом, двухэтажный дом, красивый, удобный, с тремя комнатами для сдачи курортникам.

Кира Николаевна обрадовалась, но смотрела на него растерянными глазами.

— Ну и что? Что же мы можем сделать?

— Я свое дело сделал, милая, я нашел и хочу одного, чтобы мы поскорее там поселились. Но сложности, конечно, есть... Во-первых, нужно срочно дать ответ, и, во-вторых, плату требуют золотом, в нынешние деньги веры нет. Хозяин приехал вместе со мной. — Дружиловский тяжело вздохнул и опустил голову. — Не знаю, что делать... Не знаю.

— У меня есть кое-что... но такая малость... — после долгого молчания тихо сказала она.

Вот! Еще один шаг по плану... Он стал рассказывать, как он все это время мечтал очутиться в этом доме, заглянуть в ее глаза и забыть обо всем на свете.