Две Дианы

— Итак? — иронически улыбнулся главный хирург. — После осмотра вы все же настаиваете на извлечении обломка?

— После осмотра настаиваю, — твердо заявил Амбруаз Парэ.

— Каким же необыкновенным инструментом вы намерены воспользоваться при операции?

— Собственными руками.

— Что?.. Всячески протестую!.. — завопил хирург.

— И мы вместе с вами, — подтвердили его собратья.

— У вас есть иной способ спасти герцога? — спросил Амбруаз Парэ.

— Нет, спасти его невозможно, — зашумели врачи.

— Тогда он мой! — И Амбруаз простер руку над неподвижным телом, как бы завладевая им.

— А мы удаляемся, — высокомерно заявил главный хирург, будто собираясь уходить.

— Но что же вы намерены делать? — принялись допытываться у Амбруаза все собравшиеся.

— Коли герцог де Гиз для всех умер, я намерен обращаться с ним, как с покойником. — И, сбросив с себя плащ, он закатал рукава.

— О Боже! Такие эксперименты над его светлостью! Да ведь он еще дышит! — с возмущением всплеснул руками какой-то старый врач.

— А что вы думали!.. — процедил сквозь зубы Амбруаз, не сводя с герцога глаз. — Для меня он теперь уже не человек и даже не живое существо, а только предмет! Смотрите!

И он смело поставил ногу на грудь герцога. Волна ужаса, страха и возмущения прокатилась по залу.

— Остерегитесь, сударь! — коснулся плеча Амбруаза Парэ герцог де Невер. — Остерегитесь! Если вы ошибетесь, я не отвечаю за вас перед друзьями и слугами герцога.

Амбруаз обернулся и грустно улыбнулся.

— Вы рискуете головой! — крикнул кто-то из зала.

Тогда Амбруаз Парэ горестно и торжественно произнес:

— Да будет так! Я рискну своей головой за попытку спасти вот эту!.. Но уж теперь, — добавил он с загоревшимся взором, — пусть мне никто не мешает!

Все отошли в сторону, невольно преклоняясь перед силой духа новоявленного гения.

В напряженной тишине слышалось только прерывистое дыхание взволнованных зрителей.

Амбруаз, упершись коленом в грудь герцога, наклонился над ним, осторожно взялся за наконечник копья и начал медленно, а потом все сильней и сильней расшатывать его. Герцог содрогнулся от невыносимой боли. Крупные капли пота выступили на лбу. Амбруаз Парэ на секунду остановился, но тут же принялся за прерванную работу.

Через минуту, показавшуюся вечностью, наконечник был извлечен из раны. Амбруаз Парэ отбросил его прочь и наклонился над зияющей раной. Когда он поднялся, лицо его светилось восторгом. И в это мгновение, словно осознав только сейчас всю важность свершившегося, он пал на колени, простер руки к небу, и слеза радости медленно скатилась по его щеке.

Никто не проронил ни слова, все ждали, что он скажет. Наконец прозвучал его торжественный, взволнованный голос:

— Теперь я могу ручаться за жизнь герцога де Гиза!

И действительно, час спустя к герцогу вернулось сознание и даже речь…

Амбруаз Парэ заканчивал перевязку, а Габриэль стоял у кровати, куда перенесли славного пациента.

— Итак, Габриэль, — говорил герцог, — я вам обязан не только взятием Кале, но самой жизнью, ибо вы чуть ли не силой заставили пропустить ко мне мэтра Парэ!

— Да, ваша светлость, — подтвердил Амбруаз, — если бы не виконт д’Эксмес, мне бы не добраться до вас.

— Вы оба меня спасли!

— Поменьше говорите, ваша светлость, — прервал его врач.

— Молчу, молчу. Лишь один вопрос.

— Какой, ваша светлость?

— Как вы полагаете, мэтр Парэ, отразятся ли на моем здоровье последствия этой ужасной раны?

— Ни в какой мере. Единственное, что сохранится, — это шрам, царапина, метка!

— Шрам, — вскричал герцог, — и только-то? Шрам всегда к лицу солдату. Пусть меня так и зовут Меченым, я ничего не имею против. Меченый — это прекрасно звучит!

Всем известно, что и современники, и потомки согласились с герцогом де Гизом, и он вошел в историю под именем Меченый.

XXIV НЕПРЕДВИДЕННАЯ РАЗВЯЗКА

Теперь перенесемся в столовую семейства Пекуа, куда Жан велел перенести Мартина Герра. 7 января вечером Амбруаз Парэ с присущей ему удачливостью произвел бедному оруженосцу ампутацию, которую признал необходимой. Итак, зыбкая надежда сменилась уверенностью, что Мартин Герр, хоть и искалеченный, останется в живых.

Трудно описать раскаяние или, вернее, угрызения совести Пьера Пекуа, когда он узнал от Жана правду. Человек суровый и честный, он не мог себе простить своей ужасной ошибки. Теперь он чуть ли не умолял Мартина располагать всем, что у него было. Вполне понятно, что Мартин Герр и без этих ненужных просьб простил и даже оправдал незадачливого оружейника.

Так что мы не должны удивляться, если увидим сейчас Мартина Герра на некоем домашнем совете, вроде того, который состоялся в канун Нового года.

Виконт д’Эксмес, собиравшийся в тот же вечер отправиться в Париж, также принимал участие в этом своеобразном совете, который был не столь тягостен, как предыдущий. Действительно, восстановление чести рода Пекуа уже не представлялось столь невозможным. Подлинный Мартин был женат, но отсюда вовсе не следовало, что был женат и его двойник. Дело было только за тем, чтобы найти виновника.