Дважды два выстрела

— Посмотришь на вскрытии? — Арина до сих пор еще путалась между «ты» и «вы», самому же медику было, кажется, все равно, как к нему обращаются.

— Куда ж я, душенька, денусь, посмотрю, конечно. Но, в общем и целом, следов борьбы пока не вижу. Потом, гляди, направление выстрела правильное. То есть, не направление раневого канала, конечно, его мы потом на снимочке посмотрим, а место входа пули и форма отверстия. Правда, следов на коже почти нет, в смысле, пистолетик он держал малость поодаль, к виску не прижимал, иначе ожог был бы, порошинки возле, штанцмарка дульная, ну сама знаешь, не маленькая.

— А если кто-то другой держал пистолет на уровне его плеча, — перебила Арина, — тогда направление правильное было бы?

— Точно так, лапушка моя, — согласился медик. — Но гляди опять же сама. В момент выстрела он стоял вот тут, около балконной двери — видишь, брызги как легли, и как он упал? И никто тело, заметь, не двигал, видишь, как кровь из входного отверстия распределяется? И что это значит? Вот просто так стоял, пока кто-то примеривался, как поточнее ему в висок стрельнуть? Все-таки опер, хотя и бывший. И не связывали его. Не били… вроде бы… это тебе поточнее после вскрытия все досконально обрисую, но на беглый взгляд непохоже, чтоб били. Совсем не похоже.

— Может, опоили чем?

— Это пусть токсикологи скажут. Но запахов посторонних я не чую, цвет кожи, склеры и слизистых тоже нормальный. Алкоголь, конечно, может присутствовать, но не в критических дозах, иначе опять же запашок еще остался бы. Дверь входная не заперта — самоубийцы часто так делают.

— А если бы она захлопнулась? — предположила Арина.

— Там такой замок, Арина Марковна, — буркнул Молодцов, — что мама не горюй. Ни открыть просто так, ни закрыть.

— Ключи нашли?

— Найдем, куда они денутся, — хмыкнул опер.

— В карманах покойника ключей нет, — сообщил Плюшкин. — Но, в общем и целом, я бы на твоем месте не сомневался. И записка наличествует, хотя и странного содержания, но собственноручная вроде бы. Я, конечно, не почерковед, но, сама понимаешь, цидулок таких навидался. Твердая рука, ровные строчки — вполне трезвый человек писал. Думаю, найти какие-нибудь бумаги, которые достоверно он писал, и сравнить почерк, с этим проблем не будет.

— Да он это писал, что я, шубинского почерка никогда не видел, что ли, — мрачно сообщил сунувшийся в дверь Молодцов.

— Ладно, ладно, не тупая. — Арина начала сердиться на саму себя. — Я уже осознала, что тут чистый суицид, а у меня профессиональная паранойя. Но ручку, которой он предсмертную записку предположительно писал, изымем для графологов. Семен Семеныч, тогда пульку сразу баллистикам, пусть сравнят — и в архив. Ну и почерк тоже сравним — для очистки совести. А так романтично начиналось… — она вздохнула. — Выстрел в полночь…

— Эй, ты чего, какая полночь? — возмутился Плюшкин.

— Как — какая? Он же в полночь застрелился, разве нет? И соседка слышала. Погодите… А когда он… В смысле, как вы полагаете, когда он…

Медик раздраженно дернул плечиком:

— Ну… по температуре и степени окоченения судя, часов шестнадцать назад. Плюс-минус, конечно.

— Плюс-минус сколько? — Арина рефлекторно взглянула на часы: десять вечера. Двадцать два то есть. Минус шестнадцать… это четыре утра? да нет, не может быть! — Соседка говорит, — уточнила она, — выстрел в районе полуночи слышала.

— Да ты что! — возмутился Плюшкин. — Какой полуночи? Не знаю, чего там соседка слышала, но часа в четыре утра он застрелился. Ну в три еще туда-сюда, хотя уже сомнительно. Сама смотри, если мне не веришь. Он еще до температуры окружающей среды остыть толком не успел. При том, что на дворе отнюдь не плюс тридцать. Уточнить еще уточню, конечно, но ориентировочно я тебе сказал. А ты говоришь — в полночь. Типа почти сутки назад. Не может быть. Выхлоп соседка эта слышала какой-нибудь. Или кто-нибудь боевик смотрел. Так что про полночь забудь.

Размышляя о несоответствии свидетельства судебного медика и показаний соседки — впрочем, та и сама ведь сказала, что выстрел мог быть «из телевизора», — Арина осмотрела скудное содержимое гардероба.

— Слушайте, товарищи, а что тут вообще подтяжки делают, если у него все штаны на ремне?

— Ну, может, какие-то с ремнем носил, а какие-то так, — буркнул Зверев. — Вопрос удобства и личных привычек.

— Хм. Мне казалось, что мужчины предпочитают что-то одно.

— Например, блондинок, — хохотнул Лерыч. — Ты обстановку описала?

— В общем и целом. Остальное — по фототаблицам и изъятым материалам. Ты же все отснял?

— В лучшем виде! Смотреть тебе не пересмотреть. Давай еще под и за диваном поглядим? На всякий случай. А потом уж ящики стола и все, баиньки поедем.

За диваном, вопреки ожиданиям, было довольно чисто. Луч фонарика высветил лепившиеся к плинтусу лохмотья пыли, но ничего похожего на вековые залежи мусора, как можно было бы ожидать у пьющего отставника, не наблюдалось. Лерыч, светя то вдоль пола, то сверху, за диванной спинкой, только хмыкал равнодушно.

Но вдруг тон хмыканья изменился:

— Глянь-ка, Арина Марковна, на стену.

— А что… — но она уже увидела.