Дважды два выстрела

— Никакого уважения к инструменту! Эта девчонка меня в гроб вгонит! — и ложилась с мигренью.

Мигрень означала темноту, тишину и непременное мокрое полотенце, которое следовало менять каждые двадцать минут. Причем, разумеется, бесшумно. Но в темноте пахнущей камфарой спальни просто невозможно было ни за что не зацепиться! За каждым грохотом эхом следовал страдальческий мамин стон… Арина жалела маму и ругала себя…

Отец, обыкновенно потакавший обожаемой супруге, на призывы «заставь ее заниматься» только хмыкал: да отстаньте. ей-богу, от девчонки, пусть занимается, чем хочет.

К восьмому классу она перечитала, да и не по одному разу, всю детективную классику: начиная от Конан-Дойля и Кристи со Стаутом и заканчивая… впрочем, как раз «заканчивать» не хотелось. Арина всерьез уселась за английский — чтобы читать в оригинале тех, кого в России переводили слишком, на ее взгляд, неспешно. Открыв для себя скандинавские детективы, подумывала насчет второго иностранного языка, но не смогла выбрать между норвежским и шведским.

К тому же именно в этот момент кто-то — не отец ли, оценивший серьезность дочкиного увлечения? — подсунул ей «Сто лет криминалистики» Торвальдсена. И Арина — пропала. Любовь к детективам не испарилась, разумеется, но рядом с гениальными сыщиками на пьедестал поднялись те, без кого современное следствие немыслимо — баллистики, токсикологи, биологи и прочие эксперты. И главное — криминологи. Оказалось вдруг, что следствие — это настоящая наука. Что и злодеи, и их жертвы вполне строго классифицируются, что преступления обладают повторяемостью. Это было как привет от Шерлока Холмса — именно он когда-то поразил Арину отнюдь не умением различить сколько-то там видом сигарного пепла, а фразой «если вы все знаете о тысяче преступлений, было бы странно не раскрыть тысячу первое».

В семнадцать лет, когда пришла пора выбирать вуз, Пал Палыч из «Знатоков» уже казался ей наивным. Но выбор все равно был однозначным: только юридический, разумеется — желание стать следователем никуда не делось, скорее даже усилилось, укоренилось, разрослось. Сперва, в ореоле юной восторженности, — самым-самым. Ну… как профессор Зиновий Аркадьевич в клинике, где как-то раз лежала мама. Арине имя Зиновий казалось смешным — интересно, как его дома зовут? Зина, что ли? — но пациенты выстраивались к профессору в длиннющую очередь, чтоб хотя бы «только посмотрел», а медсестры закатывали глаза и томно вздыхали. При том что Зиновий Аркадьевич был совсем не симпатичный, даже скорее страшненький. Маленький, лобастый, очень лохматый — когда он снимал свою белоснежную шапочку, волосы тут же начинали торчать в разные стороны, словно стремясь дотянуться до шапочки и вернуть ее на место. На крошечном скуластом личике с тонкогубым ртом здоровенный профессорский нос смотрелся чужеродно, как будто украденный у какого-нибудь великана. Собственно, нос — единственное, что у профессора было крупным. Не считая, разумеется, авторитета. В своем деле Зиновий Аркадьевич был царь и бог. Несмотря на юный свой возраст, Арина уловила это очень хорошо. И, честно сказать, позавидовала.

С Федькой обо всем этом было говорить бесполезно. После того, как подростком ему довелось сняться в двух сюжетах «Ералаша», он-то за себя был уверен — его ждет Большая Сцена. Точнее — Большой Экран. Красные дорожки, прожекторы, аплодисменты, интервью. Но самое главное — жаркий свет съемочной площадки и удовлетворенное опустошение после возгласа «снято». И Аринины мечты были ему попросту непонятны. Когда ей приходилось читать где-нибудь о столь же неразрывной, сколь неизъяснимой связи между близнецами, она лишь скептически усмехалась — заливаете, ребята! Какая-такая неразрывная, тем более неизъяснимая близость? Может, и встречается, но вот они с Федькой даже не похожи. Сама Арина, глядя на себя в зеркало, представляла мастера, который всю жизнь ковал кинжалы и прочие клинки — и вдруг решил изобразить человеческое лицо. Получилось, надо сказать, весьма симпатично — резкие скулы, узкий подбородок, острый взгляд из-под кинжально прямых бровей — как женская версия отцовской, по общему признанию, красивой физиономии. Но с круглолицым веснушчатым, почти курносым Федькой — копией матери — ничего общего. У него, в противовес Арининой серьезности, и характер был такой же «курносый». И хотя от без особых проблем заработанного актерского диплома до красных дорожек было далековато, Федька не унывал, подрабатывая в ожидании «своего шанса» какими-то компьютерными технологиями. Что «шанс» явится, он был уверен. Шуточки, прибауточки, вся жизнь как будто в шутку, включая нежданно появившуюся, но обожаемую Майку. Может, потому что сызмальства повелось: Арина — старшая? Хоть и старше брата всего на четыре минуты, а если тебе с пеленок твердят: присмотри за младшеньким, поневоле отрастишь себе чувство ответственности.