Дважды два выстрела

— Ну окон там не было, и дверь железная. Ну та, через которую он заходил. А за ней вроде лестница была. Еду приносил, унитаз там в закутке был за стенкой, кран с водой. Кормил одними хлебцами — ну, знаете, такие сухие, в пачках — и сырками плавлеными. Она когда вернулась, как скелет была. Не, ну не то чтобы совсем уж скелет, но здорово похудела. Осунулась вся и серая такая, как будто действительно в подвале сидела.

— Просто сидела?

— Да она особо не вдавалась, но насиловать вроде не насиловал. Только, говорила, как будто дрессировал. Ругался, что рисует мало, тренироваться велел, наказывал, на одной ножке стоять заставлял и все такое.

— Рисовать заставлял?

— Ну да. Вроде как почему она не Софи — та хорошая, талантливая, ты тоже должна стараться, иначе еды не получишь.

— Да, жестоко, — согласилась Арина, подумав, что история действительно больше похожа на домыслы триллерного сценариста, чем на реальность, но, с другой стороны, чего в жизни не бывает, уж это она после той питерской истории уяснила твердо. — И что потом? Похититель осознал, что Софи из нее не получится, и отпустил?

— Да прям! Где это видано, чтоб маньяк свою жертву отпустил, вы чего? Никки сама сбежала! Там за унитазом и краном стенка была все время мокрая, ну она ее пыталась ковырять, чтоб с ума совсем не сойти. И кусок выковыряла. Пролезла в эту дырку, в темноте долго куда-то тыкалась, может, сутки, может, неделю, но в итоге выползла наружу. И, главное, там рядом никаких подходящих домов. Ну то есть, где она вылезла, она показала, а дальше ни фига, никого и ничего так и не нашли. Даже ищейка ничего не учуяла! Потому что там крысы сплошные в этих катакомбах. Ну говорят же, что под городом еще целый подземный город — туннели, склады, крысы размером с собаку. Слышали?

— Слышала.

— Ну вот.

— Ты сама-то поверила, что она правду рассказывает? Не тогда, а сейчас — веришь?

— Да фиг знает! Может, правда, может, туфта, мне-то какое что? — Лика опять дернула плечиками.

История выглядела диковато, но чем черт не шутит. Интересно, подумала Арина, почему Карасику про это никто ничего не сказал? И мать ни словечка не обронила. Оно, конечно, такие вещи вспоминать неприятно, и, как там Лика сумничала — надо жить дальше? Но ни словечком не обмолвиться даже после убийства? Если похищения на самом деле не было, то где Николь была все это время? Да и история про подвал не так уж неправдоподобна. В деле, однако ж, о том ни слова. Очень странно. Прямой же смысл: тот, кто когда-то держал в плену одну из сестер, теперь озлобился настолько, что решил убить.

Напоследок Арина уточнила:

— Лика, а придурок с фотоаппаратом, про которого ты говорила, он до исчезновения Николь появлялся или после?

Девушка нахмурилась, соображая:

— По-моему, до… Да, точно раньше… — она неожиданно замолкла. Надолго, чуть не на целую минуту. — А вы думаете… это он?

* * *

Лика никогда не мечтала быть актрисой или какой-нибудь еще «звездой», не мечтала блистать на телеэкране или страницах таблоидов. Все-таки она была девочка умненькая и отчетливо понимала: хоть миллионы и миллионы вложи в то, что именуется смешным словечком «раскрутка», ничего не выйдет, если ты сама не станешь прикладывать к своей карьере усилия. И чем более блестяща желаемая карьера, тем больше усилий придется прикладывать. Никакой свободы.

Возьмем самый простой пример: девочке хочется стать популярной певицей. Очень популярной: чтоб приглашали в самые крутые концерты, чтоб зазывали на самые престижные шоу, чтоб ролики транслировались из каждого утюга. Ну и толпы фанатов, разумеется. Да, если заплатить очень много денег очень правильным людям, поп-звезду можно сделать из самой безголосой и неуклюжей девицы. И в «кремлевские» концерты пустят, и на ток-шоу приглашать станут, и множащиеся день ото дня толпы фанатов будут выпрашивать автографы и с трепетом ожидать каждого нового клипа или там диска.