Дважды два выстрела

— Ой, только не отказывайте! Я Лика, я с Софи и Николь в одном классе училась, и… Ну понимаете… Черт, я типа стервятник выхожу, — она улыбнулась столь же смущенно, сколь ослепительно.

— Вы журналистка?

— Ой, что вы! Наоборот! Гарик, — она мотнула головой в сторону парня с кофром, — у меня интервью берет. Аристарх Петрович! — девушка молитвенно сложила ладони в черных кожаных перчатках без пальцев. — Можно в галерее сфотографироваться? Возле сонькиных картин? — она подумала пару мгновений и добавила. — И на крыльце! Да? — она обернулась к парню, тот кивнул. — Чтобы вывеска галереи видна была. Аристарх Петрович! Вам ведь тоже лишний пиар не помешает, а?

Директор усмехнулся:

— Проходите.

— Секунду, — остановила их Арина. — Лика, вы сказали, что с Софи и Николь вместе учились?

— Ну да.

— С вами можно поговорить? Когда вы с фотографиями закончите.

— А вы из какого журнала? — с явным интересом спросила девушка.

— Из следственного комитета, — довольно сухо сообщила Арина.

Но одноклассницу сестер Бриар это не напугало и не оттолкнуло:

— Ой, как интересно! Вы следователь?

— Следователь Арина Вершина.

— Ой, а другой же тогда был следователь! Ну когда… вот это вот все было…

Арина только пожала плечами.

— Конечно, я с вами поговорю! — еще ослепительнее улыбнулась девушка. — Мы сейчас быстренько все отснимем, да, Гарик? А вы пока… — она на мгновение задумалась. — Вон там, справа, за углом, едальня, «Синий слон» называется, совершенно отпадная. И кофе там вполне ничего. Вы подождете? Я не сбегу, честное слово! Вот вам моя визитка, если вдруг потеряемся, — в Аринину ладонь скользнул матовый бежевый прямоугольничек. — Тут все контакты, и телефон, и страницы мои, и инста, и твиттер, в общем, все. Но я недолго! И я с удовольствием с вами поговорю! Такой ужас, правда?

* * *

Аристарх Петрович очень гордился своим так удачно придуманным псевдонимом. И вообще — всем своим достигнутым положением. Галерист — даже звучит внушительно. Как демонстрация для всех, кто думал, что он — никчемушник.

Русичку звали Эльвира Афанасьевна. Странное дело, он не помнил по имени ни одного из учителей, а эту — помнил. Она ему тогда всю жизнь отравила. Сейчас, впрочем, с высоты лет и достигнутого положения, Аристарх Туш — бывший Алеша Тушкин — подумывал иногда, что никакой такой особенной травли и не было. Ну требовательная была, строгая. Аккуратный пучок каштановых волос, синий английский костюм, белоснежная блузка, заколотая у горла хрустальной брошью в виде цветущей ветки. Когда в широченное окно врывался солнечный луч, хрусталь брызгал во все стороны разноцветными искрами. Маленький Алеша — он вытянулся только к концу школы, а до того был ниже всех в классе, даже девчонок! — завороженно следил за пляской живых пестрых огоньков, вздрагивая от ледяного русичкиного голоса: «А Тушкин опять в эмпиреях витает…» Сейчас-то Аристарх Петрович знал, что такое эти самые эмпиреи — ничего обидного, даже наоборот, вполне возвышенно. Тогда же ему казалось, что это какие-то склизкие вонючие кривые трубы, вроде канализационных. И он, значит, в них «витает» — ползает, наверное. Цветные искры сразу теряли свою привлекательность, становились ледяными — как голос, от которого по спине ползли мурашки. Если бы еще костюм был, к примеру, красным или зеленым — а то синий, тоже как сгустившийся лед. Он ненавидел этот костюм, на который, казалось, даже пыль не отваживалась садиться. У самого Алеши его школьный костюмчик, вычищенный и отглаженный мамой, еще до начала первого урока успевал стать мятым и каким-то пятнистым.

Школа была старая, с потолков сыпалась побелка и даже отваливались куски штукатурки. Маленький Алеша мечтал: вот бы на Эльвиру посыпалось, на ее безупречно уложенные волосы, на безукоризненный, без единой посторонней пушинки, синий пиджак. Чтоб стояла, как мукой обсыпанная — вот смеху было бы!

С открытия галереи прошел, кажется, год, когда он — уже не Алексей Тушкин, а уважаемый Аристарх Туш — увидел Эльвиру. Все так же безупречно были уложены волосы — только каштановую рыжинку сменила холодно серебряная седина. Такая же льдистая, как хрустальная веточка у ворота слепяще белой блузки. Даже костюмчик, кажется, был все тот же — синий, английский, идеальный.

С нее можно было портрет писать — эталонная посетительница картинной галереи, аккуратная интеллигентная старушка.

Эталонная посетительница ходила меж панелей, подолгу стояла возле картин и инсталляций, качала головой, иногда, наоборот, морщилась неодобрительно. Аристарха Петровича — он даже мысленно перестал называть себя Алексеем — она, конечно, не узнала. Он, правда, думал — не подойти ли, не напомнить ли далекое прошлое. Но не стал. Наблюдать издали, наслаждаясь столь радикальной переменой ролей, было куда приятнее.