Дважды два

— Я ошибся… Так вот, маршрут мы менять не будем, а вместе с вами сходим в эту рощу. Значит, еще один день сохраняется. Ну и до устья Бобровки будем идти полдня. Это тоже работа. Арифметика простая: из четырех, как вы говорите, потерянных дней два с половиной — рабочих. Да, полтора дня теряем, но взамен приобретаем спокойствие и уверенность в том, что никаких ЧП не будет.

— Олег Григорьевич! — с укором сказала Воробьева, — Чего только не бывает в маршрутах! Вы же знаете! Зачем же даже чрезвычайные происшествия планировать?! Как будто с нами в прошлых сезонах ничего такого не было! Через день-два все притерлось бы. А теперь? Все сначала начинать? А по-моему, самое большое ЧП — отправка Веры в Ивановку. Не помню я, чтобы кто-то — так делал!

— Ну что ж, — невесело улыбнулся Буров, — значит, я в этом деле новатор. Но за дисциплину в отряде, — он согнал с лица улыбку, — за порядок, за результаты работы отвечаю я. Один я! Вы согласны?

Елена Дмитриевна не ответила. Взяла свою папку, пошла. Буров подумал, что она идет отдыхать в палатку, но Воробьева прошла мимо.

— Елена Дмитриевна! — окликнул он. — Куда вы?

— Укос заканчивать, — ответила она, останавливаясь.

— Может, после обеда?

— А когда он будет, обед-то? Вы с Гмызиным разберитесь, дисциплину у них наведите, слишком вольготно они живут…

Олег Григорьевич взял тощую папку Веры — поделили они бумагу с Воробьевой, — еще раз провел по ремню, проверяя, на месте ли нож, которым он теперь пользуется как копалкой, и пошел в противоположную сторону, к горе.

Солнце уже книзу катилось, когда пришел в лагерь Мишка. Тишина. Возле кострища стоял закопченный чайник. Мишка притронулся к нему рукой — холодный. Неужели не обедали? Заглянул в мужскую палатку. Там, раскинувшись на спине, тихо похрапывал отец. Пусть спит. Подошел к женской палатке.

— Можно войти?

Молчание. Заглянул — тоже пусто. Влез в палатку, осмотрелся. Беспорядок. На месте спальника Веры — хвоя, обрывки бумажек…

Трофим Петрович вышел из мужской палатки, когда Мишка, перечистив рыбу, нарубив дрова, гремел возле костра посудой. Он рассказал Мишке обо всем, что произошло в отряде. Обо всем, что сам знал.

— Дела! — присвистнул Мишка, подумал и снова сказал: — Дела! А нас они не касаются. Смотри, сколько я сегодня! Тут места рыбные. Пока. Геннадия ждем, ведро я заполню.

— Мы на Бобровке ждать его будем.

— На Бобровке?! Тоже не безрыбная река. И там жить можно. А из-за чего все началось-то? Почему он Веру выгнал?

— Что это у тебя под глазом? — вдруг заметил Трофим Петрович, хотя Мишка старался как можно реже поворачиваться к отцу содранной щекой.

— Пустяки, батя. Скрозь кустарник продирался и на сушину напоролся. Пройдет. Так что случилось-то?

— Что, что? Сам не разберусь. Видишь, лопаточку она сегодня потеряла, опять ему не угодила…

— Какую лопаточку? Копалку, что ли?

— Ну! Которой цветочки выковыривают. А он расшумелся. Бумага, опять же, вчерашняя. Не наше дело это. Отправил — значит, так надо. За лошадьми я схожу. Приведу поближе. А ты обед-то вари, не остынет у костра. Скоро, должно, возвернутся они. Дождь вон, видишь, собирается.

Обедали в мужской палатке, потому что только успел Мишка рыбу пожарить на второе, как пошел дождь.

Разливая по мискам уху, Мишка приговаривал:

— Эх! Ну и запах! А вкус! Пальчики облиняешь! Вам, Елена Дмитриевна, самый красивый окунь достался. Вам, Олег Григорьевич, ух, какой здоровяк! Смотрите, глаза-то выпучил белые! А дух-то, дух какой? А? Что там консервы разные?! На Сайду вышли, с рыбой теперь будем! Добавка кому понадобится, не стесняйтесь — сколько угодно. Но не забывайте, что будет еще жареный хариус на второе. Тоже объедение.

Отличный обед не улучшил настроения, никто не слушал болтовню Мишки, никто ему не поддакивал, не замечал его рыбацкой удачи, не отмечал его поварского искусства.

— Освободите место, Михаил, — потребовал сразу же после обеда Олег Григорьевич. — Посмотрим, куда дальше идти, подумаем, как жить… — И начал выкладывать из сумки листы карты. — Листа с нашим местонахождением у нас нет, отдал Геннадию. Завтра, если дождь не задержит, передвинемся километра на три и поработаем здесь! — ткнул пальцем в карту. — На устье Бобровки пойдем не по Сайде, а через тайгу. Трона есть, на карте она обозначена. Брод через Бобровку тоже указан. Потом — вновь к Сайде, на устье Бобровки. Как минимум, возвращаем себе один день из потерянных.

— Не пойму я, — начал, думая о чем-то о своем, Трофим Петрович. — Зачем по тропе идти, когда там дорога есть?

— Какая дорога? — удивился Буров. — Нет там никакой дороги!

— А бродить зачем? — Мишка спросил. — Там же мост!

— Какой мост? Где? Вы что, Михаил?

— Какой, какой… Обыкновенный. Деревянный… Это у вас двухкилометровка, что ли? Это брод? А это Сайда? Ну точно все, только вместо брода там мост. А здесь поселок леспромхозовский.

— Миша, а вы ничего не путаете? — спросила Елена Дмитриевна. — Зачем же нам идти конным маршрутом через поселок? Мы бы и на машине сюда приехали…

— Да я же в прошлом году здесь был! Батя, ну объясни ты им!