Двадцатое июля

* * *

Армстронг осмотрел провал моста, оценивая причиненные разрушения. Тейлор стоял рядом, глядя на темную мутную воду.

— Что вы там видите? — Армстронг тоже взглянул вниз. — Трупов врагов, как мы надеялись, нет. Но результат есть. В штабе действительно сидит их человек. И я даже знаю, кто.

— Когда вы его арестуете?

Армстронг закурил, прикрыв огонек ладонью: не нужно, чтобы немецкий снайпер его заметил.

— Буду с вами откровенным. И одновременно надеюсь на ваше доверие. Все зависит от решения главнокомандующего: Но мне кажется, он такого приказа не отдаст. Скорее всего заставят провести с тем человеком игру с дезинформацией. Долго, конечно, такие игрушки не протягивают, но определенный результат бывает и от них. В чем-то я с командующим согласен. Другой вопрос: захочет ли немецкий агент работать на нас? Мы ведь не знаем мотивов его предательства. Если деньги — это одно дело, а если убеждения — совсем другой коленкор…

Тейлор кивнул на рваную часть металлических перил моста:

— Только что на этом месте стоял лейтенант Пейдж. Он пытался застрелить ублюдка, подложившего мину. Но тут мост взорвался. — Тейлор повернулся к Армстронгу: — И что мне писать его родным?

— Напишите, что он погиб как герой. Все, кто погибли на этом мосту, — герои. Потому что они выполнили задачу командования. Предатель обнаружен, а значит, спасены сотни, а может, и тысячи жизней в будущих сражениях. Поэтому напишите правду.

Армстронг выбросил окурок в воду и пошел прочь.

* * *

— Отто, мой человек у вас? — голос на другом конце провода обдавал холодом металла.

— Кого вы имеете в виду, господин группенфюрер?

— Скорцени, перестаньте. Вы прекрасно знаете, о ком речь. Вы отправили его с русским в Берлин?

— Нет, господин группенфюрер. Дело в том, что Курков получил ранение во время выполнения операции, санкционированной рейхсфюрером.

— Тяжелое?

— К счастью, нет. Повреждено левое плечо. Пуля прошла навылет. Сейчас мы готовим его к операции.

— Ни в коем случае! — Если бы Скорцени мог видеть на расстоянии, он был бы потрясен видом нервно вскочившего с кресла шефа гестапо. — Немедленно отправьте его в Берлин, сделав только перевязку! Самолетом. Немедленно.

— Господин группенфюрер, он мой подчиненный.

— Господин штурмбаннфюрер, с некоторого момента он арестованный. Литценберг показал вам соответствующий документ? Я не слышу ответа. Да или нет?

— Да, господин группенфюрер.

— Через тридцать минут мой помощник и ваш русский подчиненный должны вылететь в Берлин. И как только они сядут в самолет, доложите мне.

Скорцени в бешенстве швырнул трубку на телефон. Что задень?! Пол-отряда в крови, англичане практически без потерь все равно переправились на другой берег, проведенная операция не стоит теперь и ломаного гроша. А тут еще с Мюллером проблемы…

Штурмбаннфюрер достал полную бутылку коньяка. Заполнил напитком две трети бокала и, не прерываясь, выпил: да пропади оно все пропадом!

* * *

Старков поднял трубку телефона. Он долго ждал этого звонка. Хотя и не до конца верил, что он прозвучит. Но все равно ждал. На другом конце провода раздался знакомый, с хрипотцой, голос Рокоссовского:

— Глеб Иваныч, я согласен. — Командующий повесил трубку.

Старков тяжело опустился на стул. Вот и всё. Теперь уж точно обратной дороги нет.

Он посмотрел на часы. Пять утра. Позвонить Киму сейчас или позже? Нет, время терять нельзя.

— Ким, — Старков подождал долю секунды, давая парню возможность прийти в себя. За последние две недели выдалась единственная ночь, когда тот смог выбраться домой. Будто чувствовал, что ему предстоит поездка на линию фронта. — Собирайся. Звонил мой друг, дал согласие. Так что предупреди мать, что тебя некоторое время не будет в городе. Чтобы не волновалась. И мухой в Управление.

Через час Старков проводил инструктаж: