Двадцатое июля

— Вы плохой курсант, рядовой Шилов. Для специалиста нашей профессии словосочетания «более-менее» не существует. — Скорцени повернулся к Грефе: — Дополнительно по два часа занятий ежедневно. Итак, — штурмбаннфюрер вернулся к Куркову, — вы, я надеюсь, уяснили, что мы готовим из вас человека редкого рода деятельности?

— Диверсанта, — подтвердил Курков.

— Совершенно верно. Только в данном случае я вынужден сделать уточнение: не диверсанта, а террориста.

— Простите, господин штурмбаннфюрер, не вижу разницы.

— Именно поэтому ваше дальнейшее обучение будет проходить в Берлине и одном из его пригородов. Террорист — более утонченная модель диверсанта. Главная отличительная черта: диверсант действует обычно в группе, а террорист — фигура одинокая. Самостоятельная. Второе отличие: диверсант — это любитель, а террорист — профессионал. Подготовка одного террориста обходится любому государству в несколько раз дороже, чем подготовка десятка групп диверсантов. Теперь поясню более детально. Итак, террорист всегда должен действовать решительно и смело. Не бояться смерти — малейшее колебание либо проявление трусости могут его погубить. Концентрация тела и мыслей — вот основополагающая концепция нашей профессии. Пример из личной практики: когда мы освобождали Муссолини, я перепрыгнул через ограду замка и приземлился прямо перед карабинером. Замешкайся я тогда хоть на секунду, не разговаривал бы сейчас с вами. — Скорцени гордо вскинул подбородок: — Но я без колебаний прикончил карабинера, выполнил задание и остался жив.

Курков почувствовал на себе тяжелый взгляд. Пожалуй, второй офицер рассматривает его несколько пристальнее, чем того следовало бы ожидать.

— Эрих, что вас так привлекло в нашем новом друге? — заметил повышенную заинтересованность второго офицера и Скорцени.

— Просто ситуация довольно странная. — Офицер, которого назвали Эрихом, приблизился к Куркову: — Никогда не думал, что буду стоять в одном строю с русским.

— Вам неприятно? — Курков и сам не понял, как вырвалась у него эта фраза.

— Нет. Безразлично. Простое любопытство. Хотя я, Отто, отчего-то не верю нашему, как ты выразился, новому другу.

— Напрасно. Он человек проверенный.

— То, что это недоразумение расстреляло нескольких большевиков и подписало нужные бумажки, еще ни о чем не говорит. Для них, русских, убить соплеменника — плевое дело. Меня больше интересует причина: почему он это сделал? Хотел спасти свою шкуру? Или же… выполнял приказ своих хозяев-коммунистов? А? — Офицер резко наклонился к лицу Куркова и буквально вбуравился взглядом в его глаза.

Скорцени заинтересованно наблюдал за обоими. Теперь должен был последовать ход Куркова. Тот отреагировал моментально:

— А вас, судя по всему, большевички сильно пощипали, раз вы, профессионал, не в состоянии сдержать свою ненависть к ним. — Переводчик едва успевал переводить речь русского. — Не иначе, на Восточном фронте пинок под зад получили?..

На последнем слове офицер схватил Куркова за ворот кителя, но тотчас был остановлен окриком Скорцени:

— Довольно! Я не позволю, чтобы в моей команде имели место разногласия. — Он махнул рукой в сторону офицера: — Эрих, успокойся. А вы, Шилов, извольте отныне разговаривать только по-немецки.

Офицер недовольно отпустил русского и вернулся на место.

— Эрих, — произошедшая перепалка явно повеселила Рихарда, — а ведь русский попал в «яблочко».

— Да пошел ты, — тихо выругался обидчик Куркова.

— Успокойтесь, Шталь, — повторил Скорцени. И вдруг подмигнул Сергею: — Как видите, не вас одного обидели большевики. Так что не считайте нас бесхребетными и всепрощающими созданиями. А раз уж Эрих положил на вас глаз, значит, ему за вами отныне и приглядывать. Однако вернемся к делу. Итак, господин Шилов… Или как там его теперь называть, обер-лейтенант?

Грейфе, тихо сидевший до сего момента на стуле в углу кабинета, тут же вскочил и отрапортовал:

— Курков Александр Петрович.

— Так вот, господин Курков, уже завтра вас начнут обучать совершению террористического акта в отношении специально охраняемого лица. Вы должны будете научиться выполнить задание, остаться при этом в живых и стать таким же героем, как я.

* * *

Гизевиуса арестовали рало утром. Люди в цивильной одежде тихо, отмычками отперли дверь и проникли внутрь дома. Гизевиус еще спал, когда на него навалились двое. Связали руки, затолкали в рот кляп. Накинули на плечи длинный плащ. Вывели во двор. Бросили на заднее сиденье явно не раз побывавшего в дорожных переделках «хорьха». Всю дорогу Гизевиуса преследовала мысль: кто его арестовал? На ум приходило два варианта. Если везут на Беркаерштрассе, 32, в район Берлин — Шмаргендорф, значит, за ним пришли люди Шелленберга. Конечно, внешняя разведка не имела права на аресты и допросы, но кто сейчас считается с правами и законом? Впрочем, это лучший вариант. Значительно хуже, если его везут на Принц-Альбрехтштрассе, 8. Тогда он оказался в руках гестапо. Спрашивать широкоплечих молодцев бесполезно: в лучшем случае можно заработать удар под ребра. Оставалось только ждать.