— Я отдам тебе свое тело, — решительно произносит Вайдвен. Это меньшее, что он может сделать, чтобы искупить свою вину — копившуюся всю его жизнь, полную сомнений и злобы. — Тогда ты сможешь показать каждому то, что ты показал мне.
Мне не нужно тело, чтобы насылать видения. Я ценю твои слова, но я не стану этого делать ни в твоем теле, ни без него.
Вайдвен растерянно оглядывается, будто и в самом деле может увидеть где-то сверкающий силуэт бога. Поле вокруг залито только ночной мглой, и он не понимает: почему? Ведь это было бы правильно. Это было бы справедливо! Ведь он, Вайдвен, даже не сумел понять полностью то, что увидел, он наверняка исказит и то, что вспомнит, своим рассказом. Но в Редсерасе есть ученые и маги, есть люди, обладающие властью и способные что-то изменить. Они бы справились куда лучше…
Эотас отвечает раньше, чем он собирает разрозненные, мятущиеся мысли во что-то цельное.
Людям нужен человек, Вайдвен. Не бог. Две тысячи лет смертные слепо шли за божественной волей; пришло время открыть глаза.
— Но ведь я буду говорить твоими словами, — бормочет Вайдвен, — только… только хуже. Ведь я не сам вдруг узнал всё это и понял, что нужно Редсерасу. Это ты мне сказал.
Но когда ты расскажешь об этом людям, они подвергнут услышанное сомнению.
— Так что же в этом хорошего!
Ему чудится тихий смех и незримо трепещущий огонек свечи. Эотас больше ничего не отвечает.
Вайдвен в полной растерянности усаживается на землю рядом со стогом ворласа. Наверное, Эотасу видней. Иначе бы он вовсе не пришел, ведь так?
Неважно. Всё это неважно. По сравнению с тем, что он видел; по сравнению с тем, что он должен сделать. Вайдвен смутно помнит видения, что явились ему, когда Эотас впервые его коснулся; знания бога слишком сложны для восприятия смертного, слишком… непонятны. Вайдвен путается в неизвестных концепциях, в историях миров столь древних, что никто из ныне живущих уже и не помнит о них. Даже когда чужая память подсказывает ему слова объяснений, Вайдвен их не понимает. Знания Эотаса говорят, что с помощью всего двух простейших величин можно создать конструкцию, способную эмулировать человеческий мозг, и это было предтечей разработки рекурсивно самосовершенствующегося разума. Вайдвен даже не знает, что такое «эмулировать», и о каких величинах идет речь, и что значит вообще всё остальное. Но вряд ли ему так уж нужно это знать, чтобы понять — если все продолжится как сейчас, в Редсерасе скоро грянет полноценный, страшный голод, что унесет тысячи жизней, и повинен в нем будет вовсе не Эотас и не мор ворласа. Редсерас мог бы пережить плохие урожаи почти без потерь, если бы человек, правящий всем народом, исполнял свою роль честно и справедливо. В тот миг, ослепительный миг откровения Вайдвен видел все тени, что стали только глубже и черней под светом солнца, и тень, пролегшая по Редсерасу, принадлежала его правителю.
Сияющая весна, наступившая в начале осени, обещает, что грядут перемены; обещает самые темные ночи смуты и самый яркий рассвет после. Весна теплится в Вайдвене искрами, что разожгут солнце новой зари.
Поэтому он смотрит на почти неразличимый во тьме горизонт и ждет рассвета.
Комментарий к Глава 1. Видения
В фике есть несоответствие игровым материалам: год восстания не 2807 (как говорит гайдбук), а 2806. Время растянуто исключительно из-за того, что между явлением Эотаса (во время жатвы, то есть в конце лета/начале осени) и началом войны в Дирвуде, если оба события происходят в 2807, проходит от силы 6 ироккийских месяцев. Это невероятный срок для того, чтобы успеть начать восстание, успешно провести переворот, разобраться с внезапно полученной государственной независимостью, изгнать из страны иноверцев, собрать армию больше чем в 5 тысяч и начать войну :) я решила дать Вайдвену лишний годик на все эти дела.
========== Глава 2. Человечность ==========
Новое утро заливает деревню солнцем, обещая очередной жаркий день без капли дождя, но впервые за долгое время Вайдвен радуется этому. Ранние солнечные лучи вплетаются в сияние свечи в его груди, такие удивительно чистые и ласковые — как он раньше не замечал? Вайдвен не выдерживает, останавливается на минутку по пути на деревенскую площадь — перевести дыхание; подставляет солнцу ладони, набирая свет в горсти, будто воду из родника. Жрецы говорят, что Эотас повсюду, в каждой крупице света, равно свечи или солнца, или даже звезд — тех, самых теплых, что видны в небесах даже на рассвете. Вайдвен не был уверен, что верит подобным байкам. До сегодняшнего дня.
У него не так и много времени любоваться солнечным утром — едва завидев на деревенской улице человека, Вайдвен скорее бежит к нему. Он должен очень много рассказать.