Два вопроса Герберту Уэллсу

Кагарлицкий Ю Два вопроса Герберту Уэллсу

КЛУБ ФАНТАСТОВ

Ю. КАГАРЛИЦКИЙ,

доктор филологических наук

Два вопроса Герберту Уэллсу

Мало о чем так долго спорили, как об отношениях литературы к науке. Этот спор ярким пламенем разгорелся в XVIII веке, и веское суждение о проблемах, в нем поднятых, высказал Гегель.

Он возобновился в XIX веке, и свои аргументы привел Томас Генри Хаксли (Гексли). Он снова вспыхнул в наши дни. Что это за удивительный бесконечный спор?

Почему стороны не только не могут прийти к соглашению, но и просто договориться о некоторых общих понятиях - за два-то столетия! Не служит ли это доказательством того, что литература и наука не имеют между собой ничего общего?

В некоторых случаях, - что греха таить! - не имеют. В декабре 1971 года "Литературная газета" начала дискуссию "Наука и общество"; среди прочих вопросов был предложен и наш, традиционный, - об отношениях литературы и искусства. Вот что ответил на него академик М. Леонтович: "Пренебрежение к литературе и искусству имеется у многих ученых. Я думаю, что чаще всего оно объясняется просто тем, что у большинства людей хватает сил на работу в одной области, а чтобы оправдать свое незнание других областей, они выдают это за пренебрежение к ним. То же часто имеет место у людей искусства по отношению к науке". Доказательством правоты М. Леонтовича могли послужить слова английского профессора А. Мартина, лауреата Нобелевской премии по химии, приведенные на той же странице.

Противник самой мысли о взаимосвязи литературы и науки, знаменитый химик в нескольких строчках с истинно научной полнотой показывает полное непонимание того, что такое искусство, зачем существует, что оно дает людям.

Но мы ведь говорим не о том, насколько совмещаются гуманитарные и научные представления в голове тех или иных литераторов или ученых. Речь идет об отношении этих двух областей в истории человечества, в его самосознании, а здесь трудно поспорить с Гегелем, который в "Лекциях по эстетике" дал классический ответ на этот вопрос. По словам Гегеля, в каждую эпоху существуют "служебные" литература и наука, направленные на развлечение или на достижение каких-то узкопрактических целей, и те литература и наука, которые своей задачей ставят постижение мира. Последние близки между собой.

И все-таки спор продолжается.

Почему?

Скорей всего дело в том, что в каждые несколько десятилетий, а тем более в каждое столетие возникают новые области, где вопрос об отношениях гуманитарного и естественнонаучного знания должен решаться заново. В наше время этот вопрос предстал в двух новых аспектах.

Во-первых, за годы второй научно-технической революции настолько возросло число людей, занятых в науке, что вопрос этот приобрел серьезный социологический интерес. Не сказывается ли неизбежная специализация пагубно на этих десятках миллионов? Не приводит ли усложнение каждой узкопрофессиональной области к потерям в сфере общекультурных запросов? Или, напротив, создает новые кадры людей, способных воспринять общую культуру? Об этих проблемах не просто спорят - их исследуют, опираясь на методы конкретной социологии, - исследуют широко и всерьез. Неплохое представление об этом дает уже периодическая печать.

Во-вторых, необыкновенное развитие получила научная фантастика. Не стоит сейчас затевать спор о том, когда она возникла и когда завоевала право именоваться "научной", важнее другое - именно в наш век она стала достаточно самостоятельной и обширной областью литературы.

Научная фантастика в силу своей популярности влияет на общественное сознание - и здесь социологический и литературный аспекты проблемы сближаются.

Она является литературой и, значит, подчинена законам искусства в целом и этой его области в частности. Она "научная" - как толковать это слово применительно к ней? Всеми этими и многими другими вопросами наши литературоведы занимаются и, мне кажется, чем дальше, тем все более успешно. Но мы, литературоведы, в отличие от социологов как-то очень быстро приходим к обобщениям. Не стоит ли нам последовать их примеру и провести своего рода опрос среди ведущих фантастов? Пользуясь, разумеется, нашими методами - у нас ведь то преимущество, что мы вправе задавать свои вопросы фантастам прошлого и ждать самых объективных ответов. Литературоведы выслушивают не только самих писателей. В пользу (или против) высказанных писателями мнений свидетельствуют произведения, писателями этими созданные. Так не начать ли нам с человека, творчество которого заложило, по общему признанию, основы современной фантастики - с Герберта Уэллса?

Спросим его только о двух вещах. Вот они, эти вопросы.