Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

— Это я, Норина, вы меня не узнаете? Я вам позвонила, потому что вчера вечером на работе забыла вас предупредить: из Турина…

Адвокат Бартезаги поспешно перебил ее:

— Послушайте, синьорина! Позвоните мне попозже. Незачем, да и неприлично, впутывать посторонних в дела, которые касаются только нас.

— Э-э, господин адвокат, — это говорил уже другой мужчина, — а морочить голову молоденьким девушкам прилично?

— Господин адвокат Марлон Брандо неравнодушен к эмильянкам, ха-ха!

— Да перестаньте, прошу вас. У меня нет времени слушать вашу трескотню, мне нужно срочно звонить по делу. — Это вмешалась женщина лет шестидесяти.

— Послушайте только эту мадам! — Я уже узнал по голосу Франкину. — Вы случайно не королева телефонов?

— Повесьте наконец трубку, неужели вам не надоело болтать? Я, к вашему сведению, жду звонка из другого города, а пока вы…

— Значит, вы все время подслушивали? Кто же из нас сплетница?

— Да уймись, наконец, дура!

На секунду наступила тишина. В первый момент Франкина не нашлась. Потом парировала торжествующе:

— Ха-ха-ха! От дуры слышу.

До меня донеслись раскаты смеха. Смеялись не меньше двенадцати человек. Затем снова короткая пауза. Может, все сразу повесили трубки? Или просто выжидают? Если хорошенько прислушаться, нетрудно в наступившей тишине уловить слабое дыхание, шорохи, легкое пощелкивание. Наконец снова раздался приятный беззаботный голосок Клары:

— Кажется, теперь мы одни?.. Так что же ты, Франкина, все-таки посоветуешь мне надеть завтра?

В этот момент в разговор вступил незнакомый мужской голос, удивительно красивый, по-юношески свежий, жизнерадостный.

— С вашего разрешения, Клара, я вам дам совет. Наденьте завтра голубую юбку, ту самую, что сшили себе в прошлом году, фиолетовую кофточку, которую вы недавно отдавали в чистку… и, конечно, черную шляпу с широкими полями.

— Кто вы такой? — В голосе Клары зазвучал легкий испуг. — С кем я все-таки разговариваю?

В ответ молчание.

— Клара, Клара, откуда он все это знает? — забеспокоилась Франкина.

Мужчина(без тени иронии). О, я многое знаю.

Клара. Ерунда! Просто вы случайно угадали.

Он. Угадал? Хотите новых доказательств?

Клара(в нерешительности). Ну что ж, послушаем ваши побасенки…

Он. Отлично. У вас, синьора… слушайте внимательно, есть родинка, малюсенькая родинка… гм… гм… а где — я не решаюсь сказать.

Клара(поспешно). Вы этого не можете знать.

Он. Прав я или нет?

— Вы не можете этого знать.

— Так это или не так?

— Честное слово, ее никто не видел, клянусь, никто, кроме мамы.

— Значит, я сказал правду.

В голосе Клары послышались слезы:

— Ее никто не видел, это гадко с вашей стороны так зло шутить!

Он(миролюбиво). Да я же не утверждаю, что видел ее, вашу родинку, я лишь говорил, что она у вас есть.

Вмешался чей-то грубый мужской голос:

— Хватит паясничать, шут гороховый!

Незнакомец мгновенно отрезал:

— Полегче на поворотах, Джорджо Маркоцци, сын Энрико, тридцати двух лет, проживающий по улице Кьябрера, семь, рост метр семьдесят, женат, два дня назад подхватил ангину и, несмотря на болезнь, курит в данный момент отечественную сигарету. Хватит с вас? Ошибок нет?

Маркоцци(сразу присмирев). Но кто вы такой? По… позвольте… я… я…

Незнакомец. Не обижайтесь. Давайте лучше развлекаться. Это и к вам относится, Клара. Нечасто ведь удается побыть в такой веселой компании.

Больше никто не осмелился его перебить или высмеять. Всеми овладела безотчетная тревога, словно в телефонную сеть внезапно проник таинственный дух. Кто он? Волшебник? Сверхъестественное существо, занявшее место бастующих телефонисток? Злой гений? Или сам дьявол? Но голос звучал совсем не демонически, а мягко, ласково:

— Что же вы приумолкли, друзья? Кого испугались? Хотите, я вам спою?

Голоса. Конечно, конечно!

Он. Что же вам спеть?

Голоса. «Скалинателлу»!

— Нет-нет, лучше «Самбу»!

— Нет, «Мулен-руж»!

— «Я потерял сон»!

— «Эль байон», «Эль байон»!

Незнакомец. Ну решайте скорее. А вам, Клара, какая песня больше всего по душе?

— О, мне страшно нравится «Уфемия»!

Он запел. Возможно, это был самообман, но я в жизни не слышал столь красивого голоса. Тембр был такой чистый, светлый, чарующий, что у меня сердце дрогнуло. Он пел, а мы все слушали затаив дыхание. Потом загремели аплодисменты, крики: «Великолепно! Браво! Это бесподобно! Да вы же настоящий артист! Вам надо петь на радио, вы заработаете миллионы, поверьте моему слову. Спойте же еще что-нибудь!»

— Только при одном условии — вы все будете мне подпевать.