Два веса, две мерки (Due pesi due misure)

Напрягаю мускулы и обламываю ей все пять коготков.

В зеркале заднего обзора вижу три фургона, которые едут за нами на очень короткой дистанции.

— Что с нами будет? — говорит Огреза.

И начинает дрожать.

— Прекрати, — говорю, — из-за тебя весь фургон трясется. Если кто-нибудь из дежурных фараонов заподозрит неладное, он нас остановит.

Чтобы успокоить, прижимаю ее к себе.

Она дышит мне прямо в адамово яблоко.

До начала игры еще несколько часов, но кое-кто уже направляется на стадион.

Одни рвутся прийти первыми, чтобы занять лучшие места, а другие не хотят лишиться всех пуговиц еще до начала матча.

Чем ближе к стадиону, тем больше попадается болельщиков, и, когда мы выезжаем на аллею, ведущую к площади у главного входа, там уже собралась толпа.

У всех входов полицейские машины и кордоны солдат.

— Лучше всего въехать через вход напротив раздевалки, — говорю я агенту, сидящему в кабине.

Мы объезжаем стадион. Три остальных фургона неотступно следуют за нами.

Две пожарные машины вкатывают на стадион через вход у центральной трибуны, с боковой дороги приближаются шесть машин «скорой помощи».

У тротуара выстроились длинные ряды грузовиков, полных солдат в шлемах.

У главного входа — группа агентов в штатском, а чуть поодаль — военный кордон.

Мы останавливаемся, шофер клаксоном подает сигнал.

Агент высовывается из кабины и говорит:

— Особая вспомогательная служба.

Один из чиновников машет рукой, и ворота отворяются.

Въезжаем, но ворота, ведущие в раздевалку, из которой игроки выходят на поле, закрыты, и нам приходится затормозить.

Тут тоже стоит группа полицейских агентов.

— Мы получили приказ расположиться за выходами у кромки поля, — говорит наш полицейский, сидящий рядом с шофером. — Особая служба.

— Хорошо, — отвечает один из агентов, — сейчас откроем.

Но тут к кабине подбегает другой фараон.

— Подожди, — восклицает он, — разве тебя временно не отстранили от службы?

— Конечно, отстранили, разве не видишь, какую работенку мне поручили, — отвечает тот.

— Что, перевозку трупов в морг?

Наш полицейский захохотал.

— Если хочешь занять мое место…

Дежурные у главных ворот кричат:

— Эй, вы! Пропускайте поскорей этих четырех мастодонтов. Они всем дорогу закрывают.

Ворота открылись, и мы въехали.

Смотрю в зеркало заднего обзора и вижу, как въезжает второй, третий и наконец четвертый фургон.

Целых две минуты я сидел затаив дыхание. Только я начал прочищать легкие и не успел даже выдохнуть весь накопившийся за эти две минуты воздух, как Огреза запечатала мне рот поцелуем и мгновенно пролила полстакана слез на мое лицо.

— Все позади, мы на стадионе. На стадионе! — Она начинает всхлипывать.

Беру ее за талию и сажаю.

— Успокойся, — говорю. — Все в порядке, только постарайся ничего не испортить.

Проверяю, на месте ли четыре моих фургона.

Мой фургон и тот, что с игроками, — на широкой площадке за южными воротами, два других — за северными воротами у раздевалок.

Спрыгиваю на землю.

Навстречу мне идет Тонналярда. Уши у него торчат из-под берета, лицо багровое.

— Дело в шляпе, хозяин! — говорит он.

Влезаем в фургон с игроками.

Они все стоят в кузове и полнятся счастьем. Кидаются меня обнимать, приходится, черт побери, отбиваться от них обеими руками.

— Уймитесь! — говорю. — До начала игры еще уйма времени. Если кто-нибудь вас увидит, мы пропали. Старайтесь не дышать, а если кому-нибудь захочется почесать себе спину, пусть потерпит.

Ого Пальма подходит и пожимает мне руку.

— Это еще не конец, — говорю, — проследи, чтобы твои ребята не наделали глупостей. Можно переодеваться, но пусть никто не высовывается из фургона.

Черный Свитер со своей трубкой подвигается к самому моему носу.

— Могу я теперь позвонить? — спрашивает.

— Нет, — отвечаю, — все телефоны заняты. Как только хоть один освободится, я тебе скажу. Слушайте меня внимательно, — обращаюсь я к Ого Пальме и к игрокам. — Готовьтесь выйти на поле и будьте начеку. Точно в положенное время появятся игроки «Апатиа», главный судья и боковые судьи. Вы даже не пошевелитесь. Сколько времени судья должен ждать, прежде чем он объявит победившей единственную команду, которая вышла на поле?

— Четверть часа, — отвечает Ого Пальма, — если команда противника так и не выйдет на поле стадиона. Судья должен подождать четверть часа и потом объявить выигравшей команду, которая на поле вышла.

— Отлично, — говорю. — Подождете до последней минуты. А на исходе времени, когда все решат, что вы уже не выйдете, распахивайте двери и бегите на поле к судье. Усекли?

— Яснее ясного, — отвечает Ого Пальма.

— Вот так компот! — восклицает Тонналярда.

Вылезаю из кузова и закрываю борт.

До начала игры осталось немногим более часа.

Вижу, что на ступеньках и верхних скамьях уже полно народу, а болельщики всё прибывают и прибывают.

Повсюду развеваются желто-розовые знамена. Вскоре появилось и фиолетово-голубое, но толпа болельщиков встретила его яростными криками.

А громкоговоритель вопит на весь стадион, и оттуда вырываются грохочущие звуки, словно рядом взорвалась бомба. Кажется, это поет певица из породы крикунов, а ей подпевает хор автоматчиков и подыгрывает пианино-гигант.