Два трактата о правлении

Если этот аргумент справедлив, то, спрашиваю я, каким же образом на свете появилось столько законных монархий? Ведь если кто-либо, исходя из этого предположения, может показать мне на земле какого-либо человека в любую эпоху, который свободен положить начало законной монархии, то мне придется показать ему десять других свободных людей, которые в то же время вольны объединиться и положить начало новому государству в форме монархии или какой-либо еще; тем самым показывается, что если кто-либо родившийся под властью другого может быть настолько свободным, чтобы обладать правом повелевать людьми в новой самостоятельной империи, то всякий родившийся под властью другого может быть столь же свободен, и в состоянии сделаться повелителем или подданным в самостоятельном отдельном государстве. И таким [c.328] образом, согласно их собственному принципу, либо все люди, независимо от своего рождения, свободны, либо же на свете существует лишь один законный государь, одно законное правительство. И тогда им ничего не остается делать, как просто показать нам, какой именно; и когда они это сделают, то я не сомневаюсь, что все человечество охотно согласится ему повиноваться.

114. Хотя это достаточный ответ на их возражение, показывающий, что оно ставит их в столь же трудное положение, как и тех, против кого они его употребляют, я все же попытаюсь ещё глубже раскрыть слабость этой аргументации.

"Все люди, — говорят они, — рождаются под властью какого-либо правительства, и поэтому они не могут свободно устанавливать новое. Каждый родится подданным своего отца или своего государя и поэтому связан вечными узами повиновения и верности". Совершенно очевидно, что человечество никогда не было связано никаким природным повиновением от рождения, которое обязывало бы людей без их собственного согласия повиноваться государям и их наследникам, и никогда не соглашалось на это.

115. Ведь в истории, как священной, так и гражданской, чаще всего встречаются примеры того, как люди выходили из повиновения и отказывались подчиняться той юрисдикции, под которой они родились, и той семье или сообществу, в которых они выросли, и создавали новые государства в других местах; отсюда появилось все то множество мелких государств, которые существовали в первоначальную эпоху и количество которых непрерывно увеличивалось, до тех пор пока было достаточно места, а затем более сильный или более удачливый поглощал более слабого, а великие державы снова распадались на части и превращались в мелкие владения. Все это дает множество доказательств против отцовского правления и ясно доказывает, что не природное право отца, переходящее к его потомкам, создало вначале государство, так как на подобной основе невозможно было создать такое множество маленьких царств; все они представляли бы собой одну всеобщую монархию, если бы люди не были свободны отделяться от своих семейств и от своего государства, каково бы оно ни было, и, отделившись, создавать отдельные государства и другие правления, которые они считали подходящими.

116. Так происходило в мире от его начала до сегодняшнего дня. И сейчас свободе человечества не в большей [c.329] степени препятствует то, что люди рождаются в организованных и древних государствах, которые имеют установленные законы и устойчивые формы правления, чем если бы они родились в лесах среди их ничем не ограниченных обитателей, которые там скитаются. Ведь те, кто уверяет нас, что, "родившись под властью какого-либо правительства, мы, естественно, являемся его подданными" и не имеем никакого права или основания на свободу естественного состояния, не располагают никаким другим доводом (оставляя в стороне рассуждения об отцовской власти, на что мы уже, ответили), кроме того, что поскольку наши отцы и предки отказались от своей естественной свободы, то они тем самым обрекли себя и свое потомство на вечное подчинение тому правительству, которому они сами подчинились. Справедливо, что, какое бы обязательство или обещание кто-либо ни сделал от своего имени, он обязан их выполнять, но он не может ни по какому договору обязать к этому своих детей или свое потомство. Ведь его сын, став совершеннолетним, так же свободен, как и отец, и любое действие отца, может не в большей степени ограничивать свободу его сына, чем свободу кого-либо другого. Отец действительно может обусловить подобными обязательствами право на владение той землей, которой он пользовался в качестве подданного какого-либо государства, причем эти условия могут обязывать его сына принадлежать к данному сообществу, если он хочет обладать теми владениями, которые принадлежали его отцу; поскольку данное имение — собственность его отца, то он может распоряжаться им или ставить любые условия по собственному желанию.