Два товарища

Косте было неприятно, что Слава так говорит о себе. «Скис он, что ли?» — подумал Костя, следя с беспокойством за тем, как Слава неподвижно уставился в одну точку. Он принялся было возражать и напомнил, что Семенцов похвалил Славу, когда он уступил женщине место в лодке. Но тут же пожалел. Слава быстро взглянул на него, отвернулся и ушел.

В общем, Слава переменился, с ним стало трудно. Костя решил больше не спорить с ним. Но это для него самого было трудно. Он вздыхал и расстраивался.

При всем том оба не хотели оставаться в бездействии. Однажды (это произошло на четвертый день их пребывания здесь) у Кости возник интересный план, которым он тотчас поделился с товарищем. Слава выслушал, помолчал (что тоже было его новой манерой), решительно сказал: «Идет!» — чем очень обрадовал Костю.

План заключался в следующем. Так как лодкой Семенцов запретил пользоваться, они отправятся в город сухим путем, степью, и не просто, а под видом нищих, просящих подаяние, причем один из них будет изображать слепца, а другой — поводыря. Слепца с поводырем никто не тронет. Они доберутся до города и отыщут пристанского сторожа Михайлюка. Михайлюк надежный человек: ведь это он вместе с Семенцовым поджег пристань. Может быть, он знает что-нибудь о Семенцове, Аносове? Во всяком случае, это такой человек, который посоветует им, что делать.

Изложив свой план, Костя заявил, что он требует подготовки, особенно для «слепца». «Слепцом» вызвался быть сам Костя. Целый день он учился изображать слепого: закатывал глаза, вытягивал перед собой руки, одну опустив на плечо Славы, другую сложив ковшиком, и тянул тонким, жалобным голосом: «Дайте, не минайте… слепенькому, убогому…»

Труднее всего было закатывать глаза под лоб. У Кости начиналась резь в глазах и головная боль. Однако Слава оказался строгим экзаменатором и не давал поблажки. Он неожиданно взмахивал рукой перед носом товарища и, если Костя моргал или дергал головой, считал результат неудовлетворительным. Лишь после многократных испытаний и проверок Слава нашел, что можно собираться в дорогу.

Отправились с утра. Взяли с собой суму, которую Костя смастерил из мешковины и повесил через плечо. Когда добрались до Казанки, переправились через нее и вышли в степь, на дорогу, ведущую в город. Солнце стояло высоко и было жарко. Горячая белая пыль густо покрывала дорогу и обжигала босые ноги. На небе ни облачка, в степи ни души. То же безлюдье, что и на острове. Только окопы на берегу Казанки, разбитые танки, воронки от снарядов указывали на то, что недавно здесь шли бои.

Пройдя километров пять, мальчики почувствовали голод, присели у обочины дороги, разделили пополам взятый с собой кусок мамалыги и подкрепились.

Снова тронулись в путь. Но возникло затруднение: дорога разветвлялась. Куда повернуть? Море, служившее вначале путеводителем, скрылось за высокой стеной кукурузы. Подумав и поспорив немного, Костя и Слава взяли вправо, полагая, что море должно находиться справа, следовательно, и дорога, идущая направо, ближе к берегу и выведет их к городу.

Пока они шли, то и дело поглядывая через правое плечо в надежде увидеть море или хотя бы услышать шум прибоя, на дороге показалась можара, запряженная волами. Костя тотчас закатил глаза под лоб, так что только белки виднелись, ухватился одной рукой за плечо Славы, другую сложил ковшиком и затянул во весь голос: «Дайте, не минайте… люди добрые!»

Однако в можаре ехали не «люди добрые», а чумазый солдат в смешной рогатой пилотке. Может, это румын? (Ребята слышали от Семенцова, что в город вместе с немцами вступили румыны.) Увидев их, солдат крикнул что-то, очевидно, приказал остановиться.

Слава на всякий случай сделал вид, что не слышит, и продолжал шагать, а Костя, задрав голову к небу и ничего не видя, затянул еще усерднее: «Дайте, не минайте…» Солдат попался, на беду, сердитый. Возможно, он устал, а возможно, злился на ленивых волов — кто знает! Он приподнялся и длинной палкой, которой погонял волов, ударил Славу.

Пришлось остановиться. Солдат с рогулькой на голове оглядел Славу, буркнул под нос и подозрительно уставился на Костю. Может быть, он усомнился в его слепоте? У Славы мгновенно взмокли спина и шея. Ему даже показалось, что солдат злорадно усмехается в усы. Солдат действительно усмехнулся, но смотрел он не на Костю, а на его рубашку.

Вдруг его рука рванула рубашку за подол к себе. Костя, не решаясь открыть глаза, пытался освободиться, но тщетно. Тогда Слава быстро нагнулся, набрал полную пригоршню пыли и залепил ею в лицо солдата. Пока тот, ругаясь, отряхивался и протирал запорошенные глаза, ребята проворно удирали по дороге. Вскоре они были далеко.

Время шло, а дороге не видно было конца и не видно было города. Уж не ошиблись ли они направлением? Делать нечего, пришлось возвращаться к развилке. Пришлось несколько раз прятаться в кукурузе, чтобы избегнуть встречи с неизвестными людьми. Один раз мимо промчались десять — двенадцать автомашин с солдатами. Кто были они — румыны или немцы, мальчики не успели разглядеть.