Два товарища

– Ты, Кузнецов, – говорил летчик, – длинный фитиль. Ты не можешь сообразить своей головой, что, когда у тебя крен семьдесят градусов, руль поворота paботает как руль высоты, а руль высоты работает как руль поворота.

– Почему не могу? Могу, – тихо обижался Кузнецов.

– А если можешь, какого хрена выправляешь шарик ногой, когда его надо ручкой тянуть?

Курсант виновато глядел в пространство. Может быть, он не знал, что ответить.

Тут Славка схватил меня за руку и всунулся между летчиком и курсантом.

– Иван Андреич, – сказал он. – Вот мой товарищ, хочет в аэроклуб поступить.

– Молодец, – сказал Иван Андреич. – Летчик – самая настоящая профессия для мужчины. Летчик – это романтика, красивая форма, деньги…

– И короткая жизнь, – неожиданно сострил Кузнецов.

– Что ты сказал? – возмутился Иван Андреич.

– Я пошутил, – быстро сказал Кузнецов.

– Ах, ты пошутил. Сейчас же на стоянку к Моргуну и драить машину. Понял?

– Иван Андреич, я пошутил, – взмолился Кузнецов.

– Шутка становится остроумней, когда за нее надо расплачиваться, – изрек Иван Андреич. – Шагом марш к Моргуну!

Курсант нехотя двинулся в сторону стоянки.

– Бегом! – крикнул ему вслед Иван Андреич. И повернулся ко мне: – После аэроклуба можешь поступить в любое училище. Три года – и ты лейтенант. Еще три – старлей. Восемнадцать лет прослужишь – полковник. Документы принес?

– Нет, – сказал я, ошеломленный богатством открывшихся перспектив.

– Хорошо, принесешь завтра. Аттестат зрелости, справку с места работы, с места жительства, две фотокарточки. В отделе кадров скажешь, чтоб записали во второе звено ко мне. Понял?

Тут незаметно подошел белоглазый.

– Почему же он должен записываться во второе, – сказал он, – может, он хочет в первое.

Иван Андреич повернулся к белоглазому, осмотрел с головы до ног, словно видел впервые, и тихо, но внятно сказал:

– В первое он не хочет. Ему там нечего делать.

– Почему же нечего? – обиделся тот. – Что ты – лучше других?

– Я лучше, – убежденно сказал Иван Андреич. – Я курсантов летать учу, а не шасси ломать.

– Тоже мне учитель нашелся, – фыркнул презрительно белоглазый. – А в прошлом году кто фонарь потерял?

– А ты – хрен в сметане, – не найдя других возражений, буркнул Иван Андреич.

– Товарищи! – крикнул из квадрата человек в кожанке. – Прекратите немедленно. Вы что тут базар устроили? Хоть бы постеснялись курсантов.

– Да мы ничего, товарищ майор, – смутился Иван Андреич. – Просто небольшой обмен опытом. – Он наклонился ко мне и тихо напомнил: – Во второе звено. Понял?

– Иван Андреич, – снова влез Славка. – Можно я его с собой в зону возьму для ознакомления?

Иван Андреич замялся.

– В зону нельзя, – сказал он. – По кругу еще куда ни шло, а в зону нет. Строжайший приказ по ДОСААФ: посторонних не возить.

– А я его возьму, – сказал белоглазый. – У меня сейчас Ухов летит, посажу к нему.

– Еще чего не хватало, – возмутился Иван Андреич. – Да твой Ухов летать не умеет. Угробит зазря человека. А из него, может, ас мирового класса бы вышел, может, вышел бы космонавт.

Он говорил таким тоном, будто неизвестный мне Ухов уже меня загубил.

– Перков! – закричал Иван Андреич Славке так, словно Славка был далеко. – Разрешаю. Понял? Под свою ответственность. Пусть возьмет мой парашют. Только без фокусов. Если что, ноги вырву, спички вставлю и ходить заставлю. Понял?

– Так точно. Понял, – ответил Славка.

Первый раз в жизни я в воздухе. Натужно на одной ноте гудит мотор, самолет, задрав нос, медленно подбирается к пухлому облаку. Внизу какой-то чахлый лесок, деревушка, узкая полоска шоссе с ползущим по нему ярко-красным, похожим на божью коровку автобусом. В наушники сквозь гул мотора прорываются голоса:

– «Альфа», я – сорок шесть, закончил третий, pазрешите посадку.

– «Альфа», я – семнадцатый, к взлету готов.

– Сорок шестому – посадка.

– Семнадцатый, побыстрее взлетайте, не чухайтесь на полосе.

– Двадцать третий, куда лезешь не в свою зону, дурак.

– Четырнадцатый, прекратите болтовню в эфире. Ваша зона четвертая, четвертая зона. Как поняли меня? Я – «Альфа». Прием.

– Я – четырнадцатый, понял вас, понял. Прием.

Низкий невнятный голос сонно бубнит:

– Даю настройку, настройку, настройку. Один, два, три, четыре, пять, пять, четыре, три, два, один. Как понял меня? Прием.

– Понял, давно понял, закройся. Прием.

– Радисты, радисты, я – «Альфа», перестаньте хулиганить. Я – «Альфа».

– Валерка, – неожиданно слышу я свое имя и вздрагиваю, – как чувствуешь себя?

Сообразив, в чем дело, нажимаю на кнопку переговорного устройства (кнопку мне показали еще на земле):

– Тридцать первый, я – Валерка, чувствую себя отлично. Как поняли? Прием.

– Не дурачься, – отвечает спокойно Славка.