Два талисмана

Несколько точных движений тонкого древесного уголька — и на дорогой, белой, чуть шершавой бумаге для рисования возникло круглое лицо наррабанца. С первого взгляда на портрет, набросанный штрихами, становилось ясно: мужчина весьма неглуп, довольно лукав и умеет радоваться жизни.

Верши-дэр восхищенно глядел на собственное изображение.

— Отменно! Да! Это действительно горхда, «быстрая кисть». Но почему не кисть, а уголь?

— Хороший уголек для рисования купить проще, чем хорошую тушь, — без смущения объяснила Авита. — Можно и самой сделать.

Верши-дэр нашел взглядом слугу и отдал распоряжение по-наррабански. Слуга опрометью кинулся из библиотеки, где его хозяин принимал художницу.

— Сейчас здесь будут кисти и тушь… Я тоже пробовал себя в искусстве горхда, но мне и в голову не приходило, что рисовать можно тонкими кусочками угля.

— Грайанские художники используют уголь для набросков на бумаге и холсте, — объяснила Авита. — А я… я чаще всего рисую вот так.

Она обернулась к застывшей, словно статуя, Барабульке и взяла из ее корзинки навощенную дощечку и острую палочку.

«Раз-раз-раз!» — заплясала палочка по дощечке, набрасывая портрет слуги, который только что выслушивал приказ Верши-дэра. Смешной приплюснутый нос, вытаращенные от усердия глаза, впалые щеки…

— Как живой! — восхитился Верши-дэр.

Авита повернула палочку к дощечке тупым концом и небрежно стерла рисунок.

— Ну, вот, — огорчился вельможа. — А я бы его купил!

— Воск плохо сохраняет линии. Я пользуюсь дощечкой, чтобы учиться.

— А мы, наррабанцы, — сказал Верши-дэр с неожиданным мальчишеским задором, — на чем только не рисуем! Даже на человеческой коже! Приходилось ли госпоже видеть такое?

Одним движением он поднял широкий правый рукав, обнажив сильную, крепкую, не по-наррабански светлую руку.

Авита не смогла сдержать восхищенного вскрика.

Она слышала про наррабанский обычай наносить рисунки на человеческое тело. Мысль об этом была неприятна: представлялась какая-то грубая мазня на воспаленной коже.

Но эта прелесть… эта гирлянда из листьев, гроздьев и цветов, среди которых скользили змейки… Рисунок был со вкусом задуман и тонко исполнен, а змейки выглядели лукавыми и непоседливыми, они добавляли жизни в многоцветную спираль.

Дверь отворилась: слуга принес на подносе тушечницу, брусок туши, флакончик с водой, набор кистей в стаканчике и стопку прекрасной бумаги.

Авита взглянула на это богатство, как сластена — на торт. Затем накапала воду на камень тушечницы, поставила брусок вертикально и принялась круговыми движениями растирать тушь.

— Масляная сажа? — спросила она Верши-дэра. — Как блестит!

— Да, и цвет насыщенный. Я предпочитаю этот сорт, — отозвался наррабанец, опустив рукав и с одобрением глядя на умелые действия художницы.

Когда тушь была растерта, девушка вытерла пальцы о кусок ткани, поданный слугой, и не без сожаления потратила один лист на то, чтобы опробовать кисти.

Наконец художница приступила к главному. Положила перед собой чистый лист. После короткого раздумья выбрала кисть.

И возникло под этой кистью лицо чернокожего телохранителя, что все это время стоял в углу библиотеки, — верность без рассуждений, собачья верность…

— Шерх! Ну, как живой! — обрадовался Верши-дэр. — Шерх, посмотри-ка: это ты!

Хумсарец отнесся к рисунку так же, как отнесся бы к своему изображению пес, то есть безо всякого интереса. Он продолжал бдительно приглядывать за художницей и ее служанкой: не вытащат ли из рукавов кинжалы, не выдернут ли из волос отравленные шпильки?

А его хозяин свел брови, что-то обдумывая:

— Настоящий пир начнется ближе к вечеру. Пока гости — те, что съехались, — угощаются легкими закусками и тешатся музыкой, пением, плясками танцовщиц. Но все это они и раньше видели и слышали в моем доме. А «быстрая кисть» — нечто новое для них. Пойдем же!

Он взял Авиту за локоть и повел из библиотеки, прихватив свободной рукой оба портрета — свой и Шерха. За ним поспешили настороженный телохранитель и недоумевающая Барабулька.

Пройдя светлый, украшенный лепниной коридор, вся процессия очутилась в зале, где горстка гостей слушала музыканта, извлекавшего нежную мелодию из странного инструмента с длинным грифом и двумя струнами.

«И верно, народу немного, — отметила про себя девушка. — Рано меня сюда Вепрь привел. Должно быть, они с Верши-дэром решили сначала убедиться, что я умею рисовать, а потом уже выставлять меня перед гостями».

Вельможа взмахнул рукой — и мелодия послушно оборвалась.

— Друзья мои! — радостно сообщил хозяин, выпустив локоть Авиты, — я был уверен, что в Грайане и представления не имеют об искусстве горхда: на глазах у заказчика легкими штрихами создается портрет… Но вот эта юная барышня, Авита Светлая Земля из Рода Навагир, с блеском владеет тем, что я считал достоянием лишь художников моей родины. Взгляните же!

И он пустил по рукам гостей оба портрета. Гости разглядывали рисунки и восхищались.