– Вина ему! – громко и властно крикнул седовласый мужчина, щелкнув пальцами. Команда предназначалась капитану, который, возможно, заслуживал более уважительного к себе обращения. Тем не менее Эдди обернул горлышко бутылки салфеткой и направился к столу, стараясь сохранять достоинство и отличаться от официанта.
Я успел сесть за стол и положить на колени салфетку, прежде чем он приблизился ко мне с бутылкой и наполнил бокал.
– Ну-ка давай штрафную! – приказным тоном сказал мне мужчина, без всяких трудностей обращаясь на «ты», и, снова махнув капитану, нарисовал в воздухе круг. – И всем по второй! Давай, Эдд, не спи, а то на мель сядем!
Похоже, что он уже успел поразвлечь своими тяжелыми шутками присутствующих. Подстриженный под короткий «ежик» парень, сидящий напротив меня, с боксерской реактивностью выдвинул вперед руку с бокалом и сказал:
– Не то в стаканах наступит абляция.
Никто, по-моему, не понял, что такое «абляция», но «ежик» не снизошел до пояснений и занялся салатом из крабов. Я медленно допил бокал до дна, поставил его на стол, прижал к губам салфетку и наконец поднял глаза.
Девушка, которая изрядно потрепала мне нервы на ночном шоссе, сидела на противоположной стороне между «ежиком» и Виктором и, поймав мой взгляд, которого не без страха ждала, тотчас натянуто улыбнулась:
– Какая невероятная встреча! Физкультпривет! – Наверное, она хотела казаться мне раскованной и фривольной, чтобы легче было объяснить свое появление на «Пафосе», но на мое ожидающее молчание могла произнести лишь несвязные междометия и восклики: – Ба-а! Мир тесен, тесен! Я вам по гроб обязана… Удивительная, невероятная встреча, правда?.. А что ж вы ничего не едите? Хотите кальмаров?.. Я, наверное, уже красная…
Выдохшись, она набрала в грудь воздуха и надолго закрыла губы бокалом с вином. Я был готов поклясться, что мгновение назад ее лицо выражало мистический ужас.
– Как ваше самочувствие? – спросил я, поддевая вилкой тонкий ломтик грудинки.
Не отрываясь от бокала, девушка кивнула, моргнула, наморщила лоб, что в комплексе должно было означать положительный ответ.
– Разве не видно? Энергия через край хлещет! – подвел итог нашему короткому общению седовласый мужчина и, перетягивая мое внимание на себя, наполнил мой бокал и ткнул локтем в плечо.
– Давай-давай, не спи!
Виктор был одет в смокинг и оттого выглядел несколько вычурно. Он поклонился мне, как только мы посмотрели друг на друга, поднял за тонкую ножку бокал и сказал:
– За неожиданную, но приятную встречу!
Сделав глоток, он несколько торопливо стал оправдываться:
– Извините, что я не позвонил вам, как мы договаривались. Утром Стелле стало намного лучше, и я, чтобы помочь ей преодолеть нежелательные последствия стресса, порекомендовал отправиться в этот круиз. Весь день мы были заняты оформлением путевки.
– Надеюсь, ваша подопечная уже вполне здорова? – спросил я.
– Наша подопечная! – поправил Виктор и улыбнулся.
– В таком случае – за ее здоровье! – предложил я, поднял бокал и призывно взглянул на мать врача.
Дама мой тост не восприняла. Казалось, она вообще не слушает наш разговор, не узнает меня и всецело погружена в собственные мысли. Она нервно пилила ножом дольку лимона, напряженно двигала губами, при этом ее ноздри широко раскрывались, выдавая внутреннюю эмоциональность.
– Мама, – сдержанно произнес Виктор, – вам предложили тост.
Женщина положила вилку и нож на тарелку и наконец подняла на меня вопросительный взгляд, словно хотела уточнить, какого черта я пристаю к ней.
– Валерий Нефедов, – представился я. – Надеюсь, вы не таите на меня обиду?
– Это был мой долг! – встал на мою сторону Виктор. – Ни о какой обиде не может быть и речи.
Женщина не стала опровергать слова сына. Она едва заметно покачала головой, вкладывая в это движение бог весть какой смысл, и приподняла бокал.
– Дамира Осак, – представилась она.
– Вы киприотка? – спросил я.
– Киприотка, – не вполне вежливо ответила она. – У вас еще есть вопросы?
Она держала бокал так близко от себя, что мне пришлось протянуть руку через весь стол.
– Вы напрасно сердитесь на меня, – сказал я, чокаясь.
– Очень может быть, – холодно ответила Дамира и, не пригубив бокал, поставила его на место. – Чтобы я никогда не сердилась на вас, постарайтесь не навязывать свое общество ни мне, ни моему сыну.
Отродясь не видел таких злобных фурий. Виктор, словно извиняясь за мать, пожал плечами и подмигнул мне.
Я перевел взгляд на торец стола, за которым сидел бритоголовый. Сверкая золотыми коронками, парень с отменным аппетитом поедал все, что лежало вокруг него.
– Мизин! – представился он мне, кивнув головой, и из переполненного рта вылетели крошки.
– А по имени? – уточнил я.
– Просто Мизин! – отмахнулся от формальностей лысый и принялся заталкивать в переполненный рот кружок колбасы, что напомнило мне вагон метро в час пик на станции «Пушкинская».
– Учитесь где-нибудь? – спросил я.
– Да! – не сразу ответил Мизин, с усилием сглатывая, отчего у него на глазах выступили слезы. – В новом гуманитарном. Sic transit gloria mundi![1]