— Вероятно, учитывая мое присутствие, аптекарь начал настоятельно расспрашивать ее, для чего ей нужен цианистый калий и как она собирается его использовать. Судя по ответам, она разбиралась в фотографии примерно так, как я в санскрите. Совсем уже запутавшись, она случайно взглянула в зеркало. Вероятно, она увидела меня, хотя взгляд ее был беглым и уверенности в этом у меня нет и сейчас. Внезапно она сказала аптекарю, что он… впрочем, это уже неважно — и выбежала из аптеки. Хорошенькое дельце, а? — с яростью закончил Эллиот.
Доктор Фелл промолчал.
— Почти уверен, что у этого аптекаря руки не слишком чисты, — размеренно продолжал Эллиот, — хотя доказать ничего не удалось. И в довершение всего Хедли поручил мне, именно мне, дело об отравлении в Содбери Кросс, обо всех деталях которого я, слава богу, еще раньше читал в газетах.
— Вы не отказались вести дело?
— Нет, доктор. Как бы я мог это сделать? Как бы я мог отказаться, не рассказав, во всяком случае, Хедли всего, что мне было известно?
— Гм!
— Да, я понимаю. Вы думаете, что меня следовало бы выгнать из полиции, и вы совершенно правы.
— Господи помилуй, что вы! — широко раскрыв глаза, сказал Фелл. — Ваша щепетильность не доведет вас до добра. Перестаньте говорить ерунду и рассказывайте дальше.
— Этой ночью, по дороге в Содбери Кросс, я размышлял о том, как же мне выбраться из этой ситуации. Приходили в голову и такие мысли, о которых утром я не мог вспомнить без содрогания. Думал, например, о том, чтобы систематически скрывать все улики, которые будут против нее собраны. Думал даже о том, чтобы бежать вместе с нею куда — нибудь на тихоокеанские острова.
Эллиот сделал паузу, но Фелл только сочувственно кивнул, и Эллиот, испытывая огромное облегчение, заговорил снова.
— Я надеялся, что начальник полиции (это майор Кроу) ничего не заметит. Однако мое поведение с самого начала показалось ему странным, и он уже несколько раз вмешался в мои действия. Хуже всего было, когда она чуть не узнала меня. До конца ей это не удалось — я хочу сказать, что она не узнала во мне человека из зеркала в аптеке. Однако она знает, что где — то уже видела меня, и пытается вспомнить где. А в общем — то я намерен вести дело непредубежденно (скользкий я для этого выбрал путь, верно?), так, как вел бы его в любом другом случае. Не знаю, удастся ли мне это. Но, как видите, к вам я уже пришел.
Доктор Фелл задумчиво проговорил:
— Скажите, оставляя в стороне дело отравленных конфет, есть у вас какие — то основания подозревать ее в убийстве Марка Чесни?
— Нет! Как раз наоборот. У нее совершенно неопровержимое алиби.
— Тогда о чем, черт побери, речь? Что вам еще надо для счастья?
— Не знаю, доктор, честное слово, не знаю. Может быть, все из — за того, что в этом деле есть что — то странное, скользкое и дурно пахнущее, в нем не за что ухватиться. С самого начала это не следствие, а шкатулка с сюрпризами.
Доктор Фелл, откинувшись назад, несколько раз затянулся дымом сигары с выражением глубочайшей сосредоточенности на лице. Затем он опустил плечи, встряхнулся и, словно для того, чтобы придать больший вес своим словам, сделал еще одну глубокую затяжку.
— Давайте проанализируем вашу эмоциональную проблему, — сказал он. — Увиливать от нее я не собираюсь. Это может быть мимолетное чувство, а может быть и истинная любовь — в любом случае я хочу задать вам один вопрос. Предположим, что эта девушка — убийца. Спокойно! Я сказал только: предположим, что она — убийца. Что ж, это такое преступление, которое трудно простить — даже если всеми силами стараться это сделать. Такое преступление неестественно, оно предполагает отклонение от нормы, и иметь в доме совершившего его человека примерно так же безопасно, как держать в нем кобру. Хорошо. Предполагая, что девушка виновна… Вы предпочли бы знать об этом?
— Не знаю.
— И все же — согласны вы, что лучше знать правду?
— Мне кажется, что да.
— Хорошо, — кивнул Фелл, снова пуская клубы густого дыма. — Тогда взглянем на вопрос с другой стороны. Предположим, что эта девушка совершенно невиновна. Нет, не надо облегченных вздохов, даже романтики должны оставаться практичными. Предположим, что эта девушка совершенно невиновна. Как вы поступите?
— Не понимаю вас, доктор?
— Разве вы не сказали, что влюблены в нее? Теперь смысл вопроса дошел до Эллиота.