Два романа об отравителях

— Надеюсь, вы понимаете свое положение, мисс Хобхауз. Я вас уже предупреждал, что…

Валери Хобхауз не дала ему договорить:

— Да — да, я знаю, что мои показания могут быть использованы против меня. Я к этому готова. Вы предъявили мне обвинение в контрабандной торговле. Я не надеюсь, что суд меня оправдает. Мне грозит долгое тюремное заключение. Я знаю и то, что вы обвиняете меня в соучастии в убийстве.

— Однако чистосердечное признание может облегчить вашу участь. Хотя никаких гарантий я вам дать не могу.

— И не надо. Может, лучше уж сразу покончить все счеты с жизнью, чем томиться столько лет в тюрьме. Я хочу сделать заявление. Можете считать меня сообщницей убийцы, но я не убийца. Я никого не пыталась убить, у меня даже в мыслях такого не было. Я не идиотка. Я хочу, чтобы вы знали: Нигель убивал в одиночку. Я не собираюсь расплачиваться за его преступления.

Селия знала слишком много, но я могла бы все утрясти. Нигель не дал мне времени. Он договорился с ней встретиться, обещал признаться в порче рюкзака и конспектов, а потом подсыпал ей в кофе морфий. Еще раньше он стащил ее письмо и вырезал из него фразу, намекающую на самоубийство. Эту бумажку и пустой флакон из — под морфия, который он на самом деле не выкинул, а припрятал, Нигель положил у ее кровати. Теперь мне понятно, что он давно замышлял убить Селию. Потом он признался мне во всем. И я поняла, что должна быть с ним заодно, иначе я тоже пропала.

Примерно то же случилось и с миссис Ник. Он выяснил, что она пьет, испугался, что она проболтается, а поэтому подкараулил ее где — то и подсыпал ей в рюмку яду. Он всячески отпирался, но я знаю, что убийца — он. Потом была Пат. Он пришел ко мне и рассказал о случившемся. Сказал, что я должна сделать, чтобы у нас обоих было прочное алиби. Я тогда уже совершенно запуталась… выхода не было…

Наверное, если бы вы меня не поймали, я уехала бы за границу и начала новую жизнь. Но мне не удалось ускользнуть. И теперь я хочу лишь одного: убедиться, что жестокий, вечно смеющийся мерзавец отправится на виселицу.

Инспектор Шарп глубоко вздохнул. Все складывалось удачно, на редкость удачно, но он был удивлен.

Констебль лизнул карандаш.

— Я не совсем понимаю… — начал Шарп.

Она оборвала его:

— Вам не нужно ничего понимать. У меня есть свои причины так поступить.

Раздался мягкий голос Эркюля Пуаро:

— Из — за миссис Николетис?

Валери прерывисто задышала.

— Ведь она была вашей матерью, да?

— Да, — сказала Валери Хобхауз, — она была моей матерью…

Глава 22

— Я не понимаю, — умоляюще произнес мистер Акибомбо и тревожно посмотрел на своих рыжеволосых собеседников.

Салли Финн увлеклась разговором с Леном Бейтсоном, и Акибомбо с трудом улавливал нить разговора.

— Так кого же, по — твоему, — спросила Салли, — Нигель хотел скомпрометировать: тебя или меня?

— Скорее всего, обоих, — ответил Лен. — Но волосы он, наверное, снял с моей расчески.

— Простите, я не понимаю, — сказал мистер Акибомбо. — Значит, это Нигель прыгал по балконам?

— Нигель прыгуч как кошка. А я бы в жизни не перепрыгнул — вес не тот.

— Тогда примите мой искренний извинения за то, что я незаслуженно подозревал вас.

— Ладно, не переживай, — сказал Лен.

— Но ты, правда, здорово помог, — сказала Салли. — Как ты здорово сообразил про борную кислоту!

Мистер Акибомбо расцвел.

— Да вообще давно стоило понять, что Нигель страдал разными комплексами и…

— Ой, ради бога, не уподобляйся Колину! Нигель мне всегда был глубоко омерзителен, и теперь я наконец понимаю почему. Но ведь правда же, Лен, если бы сэр Артур Стэнли поменьше сентиментальничал и отдал бы Нигеля под суд, жизнь трех людей была бы сейчас спасена? Я не могу избавиться от этой мысли.

— Но, с другой стороны, его чувства тоже можно понять…

— Простите, мисс Салли…

— Да, Акибомбо?

— Может быть, если вы видите завтра на вечер в университете мой преподаватель, вы скажете ему, что я пришел к очень верный умозаключение? Потому что мой преподаватель часто говорит, что у меня в голове не — раз — бериха.

— Конечно! Обязательно скажу.

Лен Бейтсон был мрачнее тучи.

— Через неделю ты уже будешь в Америке, — сказал он.

На мгновение воцарилось молчание.

— Я приеду, — сказала Салли. — Или ты можешь приехать к нам учиться.

— Зачем?

— Акибомбо! — сказала Салли. — Тебе хотелось бы в один прекрасный день стать шафером на свадьбе?

— А что такое «шафер»?

— Ну, это когда жених… скажем, Лен, дает тебе на сохранение обручальное кольцо, и вы едете в церковь, очень нарядные, а потом он берет у тебя кольцо и надевает его мне на палец, и орган играет свадебный марш, и все плачут.

— Значит, вы с мистером Леном хотите пожениться?

— Ну да.

— Салли!

— Если, конечно, Лен не возражает.

— Салли, но ты не знаешь про моего отца…

— Ну и что? Тем более что я знаю. Твой отец полоумный. Ничего страшного, у многих отцы полоумные.

— Но это не передается по наследству. Честное слово! Как же я переживал все это время!

— Я немножко догадывалась.