— По — моему, из пансионата. Ведь если бы ей хотелось поговорить с человеком с глазу на глаз, она вполне могла бы пригласить его к себе. А раз она ушла, значит, ей предложили встретиться в другом месте, чтобы сохранить это свидание в тайне.
— Вы не знаете, когда она вернулась?
— Понятия не имею.
— Может, Жеронимо, слуга, знает?
— Если она вернулась после одиннадцати, то да, потому что в одиннадцать он запирает входную дверь на засов. А до этого она закрывается просто на ключ, который есть у каждого студента.
— А вы не помните точно, во сколько она ушла из дома?
— Где — то около десяти, может, чуть позже, но ненамного.
— Понятно. Спасибо за информацию, мисс Финч.
Последней, с кем беседовал инспектор, была Элизабет Джонстон. Инспектор поразился ее выдержке. Она отвечала на каждый вопрос четко и уверенно, а потом спокойно ждала следующего.
— Селия Остин, — сказал инспектор, — с негодованием отвергла подозрение в том, что она причастна к порче ваших конспектов, мисс Джонстон. Вы ей поверили?
— Да. Думаю, Селия не виновата.
— Вы не предполагаете, кто виноват?
— Сам собой напрашивается ответ, что Нигель Чэпмен. Но на мой взгляд, такой вывод слишком поспешен. Нигель умен, он не стал бы брать свои чернила.
— А если не Нигель, то кто?
— Я затрудняюсь ответить. Но думаю, Селия знала или, по крайней мере, догадывалась.
— Она вам говорила?
— Да, но не прямо. Она зашла ко мне перед ужином, в день своей смерти. Зашла сказать, что хотя она виновата в краже вещей, но до моей работы она не дотрагивалась. Я ответила, что верю, и спросила, не знает ли она, кто это сделал.
— И что она ответила?
— Она… — Элизабет на миг умолкла, стараясь как можно точнее вспомнить слова Селии. — Она ответила: «Я не уверена, потому что не вижу причины… Наверное, это сделали по ошибке или случайно. Но я убеждена, что тот, кто это сделал, глубоко раскаивается и готов сознаться». А еще она сказала: «Я вообще многого не понимаю. Зачем эта возня с лампочками, когда пришла полиция?»
Шарп перебил ее:
— Что — что? Простите, я не понял… Что за история с полицией и лампочками?
— Не знаю. Селия сказала только: «Я их не трогала. — И добавила: — Может, это имеет какое — то отношение к паспорту?» — «К какому паспорту?» — переспросила я. А она сказала: «По — моему, у кого — то здесь фальшивый паспорт».
Инспектор посидел молча. Наконец — то картина начала проясняться. Вот оно что… Паспорт…
Он спросил:
— А что она еще говорила?
— Ничего. Она лишь сказала: «Во всяком случае, завтра я буду знать гораздо больше».
— Она именно так и сказала: «Завтра я буду знать гораздо больше»? Вспомните поточнее, это очень важно, мисс Джонстон.
— Да, именно так.
Инспектор опять замолчал, погрузившись в раздумья.
Паспорт… и приход полиции… Перед тем как отправиться на Хикори — роуд, он внимательно изучил досье. Все пансионаты, в которых жили студенты, находились под пристальным наблюдением полиции. У дома номер 26 по Хикори — роуд была хорошая репутация. Происшествий там было мало, и все незначительные. Шеффилдская полиция разыскивала студента из Западной Африки, обвинявшегося в сутенерстве; он пробыл несколько дней на Хикори — роуд, потом исчез в неизвестном направлении; впоследствии его поймали и выдворили из страны. На Хикори — роуд, так же как и в других пансионатах, проводилась проверка, когда разыскивали студента, обвинявшегося в убийстве жены хозяина кафе возле Кембриджа. Однако потом молодой человек сам явился в участок в Гулле и отдал себя в руки правосудия. На Хикори — роуд проводилось дознание по поводу распространения среди студентов подрывной литературы. Все это было довольно давно и явно не имело отношения к убийству Селии Остин.
Он вздохнул и, подняв голову, встретился взглядом с Элизабет Джонстон. Ее темные проницательные глаза пристально смотрели на него.
Внезапно его что — то толкнуло, и он спросил:
— Скажите, пожалуйста, мисс Джонстон, у вас никогда не возникало чувства… впечатления, что здесь происходит что — то неладное?
Она удивилась:
— В каком смысле «неладное»?
— Точно не знаю. Просто слова мисс Салли Финч навели меня на размышления…
— А… Салли Финч!
Что — то промелькнуло в ее голосе, но что именно — трудно сказать. Заинтригованный, он продолжал:
— По — моему, мисс Финч весьма наблюдательна, проницательна и практична. И она очень настойчиво повторяла, что здесь творится что — то странное. Но что именно — затруднялась объяснить.
Элизабет резко возразила:
— Ей так кажется, потому что она американка. Американцы все такие: нервные, боязливые, страшно подозрительные. Посмотрите, какими дураками они выглядят перед лицом всего мира, устраивая свои дурацкие охоты на ведьм. А их истерическая шпиономания, навязчивая боязнь коммунизма! Салли Финч — типичный образчик подобного мышления.
Интерес инспектора все возрастал. Значит, Элизабет недолюбливала Салли Финч. Но почему? Потому что Салли — американка? Или же, наоборот, Элизабет не любила американцев из — за Салли Финч? Но какие у нее были основания недолюбливать рыжеволосую красотку? Может, просто из — за женского соперничества?